Однажды отец вернулся домой с мохнатой черной дворнягой на короткой цепи. Это был шумный злобный пес среднего размера. Отец поместил его в амбаре, чтобы тот лаем предупреждал о вторжении посторонних. Мать сказала, что собака загрызет всех кошек, а отец ответил, что придется смириться с тем, что в амбаре станет одной-двумя мышами больше. Когда потеплело настолько, что началась настоящая оттепель, мы привязали пса с той стороны дома, что выходит на дорогу, чтобы всем проходящим были видны его грозные зубы. Кормил пса один отец, чтобы тот знал, кто его хозяин. Нас предупредили не заходить на территорию, куда могла бы дотянуться цепь, так как собака была раздражительной и агрессивной, когда ела.
Жизнь текла, подчиняясь ритму сельскохозяйственных работ. Солнце всходило, вставало в зените и заходило снова, двигаясь по дуге, подобной той, которая образовывалась из семян, брошенных нами из мешков, или той, которую чертил кнут, поднимавшийся и опускавшийся на спину вола, когда его надо было заставить пахать быстрее. Седьмого апреля Эндрю исполнилось пятнадцать, но, хотя его тело продолжало расти, оно оставалось бледным и рыхлым, а ум по-прежнему был как у малого ребенка.
Роберт Рассел женился на вдове Фрай, и мы устроили у нас дома пир по случаю свадьбы. Новоиспеченная хозяйка Рассел была круглолицей и пухлой, но с характером уравновешенным и добрым. Кроме того, она была достаточно молода, чтобы родить Роберту сыновей, которых не смогла родить первая жена. Хозяйка Рассел была добра и заботлива по отношению к Элизабет, племяннице Роберта, и не обращала внимания на слухи, что Роберт якобы с ней спал. Это говорило о том, что у нее и впрямь был золотой характер. Она не допускала, чтобы об Элизабет отзывались плохо, и не прогнала ее вон из дому, как сделала бы любая другая на ее месте. Вскоре благодаря таким отношениям добродетель Элизабет была восстановлена, по поводу чего моя мать едко заметила:
— Удивительно, всего несколько слов — и ты снова непорочна. Это как с репутацией: легко утрачивается, легко восстанавливается.
От Роберта Рассела мы узнавали последние новости, так как он часто занимался меновой торговлей не только в Андовере, но и в других местах, включая Бостон. В конце апреля он сказал нам, что еще двадцать пять мужчин и женщин были арестованы и посажены за решетку в деревне Салем по обвинению в связи с дьяволом. Среди арестованных была Элизабет Проктор, повитуха и травница, а несколько дней спустя ее мужа, Джона Проктора, заключили в салемскую тюрьму за то, что он встал на ее защиту. Некоторые из арестованных были старые и злоязычные. Некоторые относились к людям состоятельным, как, например, супруги Бишоп или Филип Инглиш, которому удалось впоследствии обрести свободу при помощи взятки. Были среди них и рабы. В тюрьму попал даже бывший пастор деревни Салем, преподобный отец Джордж Берроуз, которого привезли в кандалах из Мэна. Этих людей арестовали в нашей округе — в Топсфилде, Ипсвиче, Рединге, Эймсбери, Беверли, в деревне Салем, а одного даже в Бостоне. Пока в Андовере не схватили ни одной души. Всех их сковали цепями по ногам и рукам ради спасения нескольких молодых девушек, ставших жертвами колдовства. Но молодым девушкам этого оказалось мало, они сказали, что еще пойманы не все ведьмы, чьи невидимые тела, насылаемые на них в виде духов, причиняют новые страдания невинным. Обвинительницы вновь начали визжать и кататься по земле, и лучшие богословы и законоведы, которых только мог сыскать Салем, объявили новую охоту на ведьм.
Воскресенье пятнадцатого мая выдалось облачным, но облака были столь высоки, что казалось, будто весь небесный свод окрашен ровным серым цветом. Я сидела в повозке, катившей нас к молитвенному дому. Одной рукой я держала Ханну за подол юбки, потому что, перегнувшись через бортик, сестренка пыталась поймать своими пухлыми пальчиками спицы вращающегося колеса, а другой придерживала угол клеенки, которую отец натянул над нашими головами, чтобы укрыть от мелкого дождика, начавшего моросить, как только мы выехали со двора. Теплый воздух вдруг становился холодным, и я то куталась в шаль, дрожа от холода, то меня вновь бросало в жар. Все утро мать была хмурой и раздражительной, ибо, как все мы, боялась ехать в молитвенный дом. В предыдущие два воскресенья атмосфера там была тяжелой и гнетущей. Преподобный отец Барнард во время проповеди то и дело называл имена жителей Салема, обвиненных в колдовстве. Он говорил, что это знак того, что главная битва еще впереди. И Андовер мог в любую минуту стать полем этой битвы. Его зловещие предсказания теперь были более востребованы, чем проповеди преподобного отца Дейна, и, как разгневанный капитан на баке, он громовым голосом предрекал предстоящие несчастья.
Мы опоздали не меньше чем на четверть часа. Преподобный отец стоял за кафедрой и прервал молитву, чтобы проводить нас взглядом, пока мы усаживались на скамью в заднем ряду. Открыто никто из соседей на нас не смотрел, но люди кивали в нашу сторону и перешептывались: «Вы видите, видите…» Когда мы поспешно усаживались, я искала глазами преподобного отца Дейна в переднем ряду и удивилась, заметив преподобного отца Нейсона из Биллерики и других старейшин, сидевших лицом к нам. Преподобный Нейсон стал еще толще, но взгляд был пронзительным, словно его глаза превратились в подзорную трубу. На секунду он задержал взгляд на мне, будто увидел меня в моем укрытии, когда я его разглядывала через дыру в стене комнаты Маргарет, а потом резко отвернулся.
После пения псалмов преподобный Барнард начал отрывисто и резко:
— Нынче многие мучаются. В особенности дети. Невинные. Христиане. Святые… Я сам стал свидетелем колдовства две недели назад, когда мы собрались в доме преподобного отца Парриса в деревне Салем. Я собственными глазами видел работу дьявола, когда он пытался лишить бедных детей спасения. Мой собрат пастор Нейсон, сидящий перед вами, тоже наблюдал за этой борьбой. Ему, как и мне, пришлось работать денно и нощно, чтобы остановить распространение зла, и верьте мне, верные последователи Христа, зло будет распространяться как зараза, если мы не проявим усердия и проницательности. Но мы изобличим черную работу врага человечества посредством молитвы и посредством свидетельских показаний. Да, свидетельских показаний. Ибо недостаточно бояться зла и молиться об избавлении от оного. Следует извлечь его на свет божий, чтобы вырезать его и очистить мир, истребить зло огнем и мечом, если потребуется, ибо разве не сказано в Священном Писании: «Ворожеи не оставляй в живых»?
Здесь он сделал передышку, чтобы успокоиться, проглотить слюну и привести в порядок лицо — оно у него дергалось и искажалось гримасами. Он указал на преподобного отца Нейсона и продолжил тихим голосом, будто делился секретом:
— Отец Нейсон завтра едет в Салем, чтобы дать свидетельские показания об одном человеке из Биллерики, враче по профессии, который не только утверждает, что убил ведьму, но хвастается, что может узнать ведьму повсюду. Не посредством молитвы, или поста, или совета пастора, но при помощи ведовства и заклинаний. Он даже научил свою маленькую дочку такому ведовству и хвастается об этом на постоялых дворах Биллерики и здесь, в Андовере, тоже. Это работа дьявола. Видите, как она распространяется? Как пересекает границы и дороги, словно плывущий туман?
