СОЛДАТСКАЯ МАТЬ
Посвящается матерям, чьи сыновья никогда не вернутся домой
Над селом медленно вставало солнце. Хмурый рассвет осторожно выползал из-за линии горизонта, озаряя серые дома пугливым, зыбким светом. В сараях завозились петухи, пробуя голоса…
Антонина Петровна Горшкова всегда просыпалась в одно и то же время.
С детства привыкшая вставать с петухами, она и сейчас открыла глаза, как только услышала петушиную перекличку. В доме с утра было прохладно, Антонина Петровна затопила печь, подоила корову и отправила ее в стадо. Приближались холода, и скотину пасли уже последние деньки. Выгоняя Зорьку со двора, Антонина Петровна дала ей посыпанную крупной солью горбушку; довольная корова, не торопясь, двинулась к стаду, смешавшись с тремя десятками таких же пятнистых буренок. Антонина Петровна жила одна, муж несколько лет назад разбился на мотоцикле, сын Валера уже второй год служил в армии. За домашней работой и хлопотами пролетело утро. В десять часов почтальонша разносила почту.
По устоявшейся привычке Антонина Петровна вышла за калитку, чтобы самой встретить Галку с сумкой на плече. От сына давно уже не было писем, и Антонина Петровна начала волноваться, не случилось ли чего с сыном. Соседка Валя на все ее страхи только махнула рукой: «Брось, Тоня, мой тоже писал каждую неделю, пока не отслужил год. А как только оперился, так сразу писать и перестал, за последний год только три письма и прислал». Антонина Петровна ей верила и не верила. Ее Валера был не такой, как соседский шебутной и непутевый Толик, который и после армии побыл дома месяц, покуролесил и укатил куда-то на север, присылая матери открытки к Новому году и 8 марта.
Вместо ожидаемого конверта с письмом почтальонша отдала ей желтый прямоугольный бумажный лист. Антонина Петровна повертела его в руках, не понимая:
— Галя, что это за письмо такое? Никак не разберу без очков.
Почтальонша охотно пояснила:
— Повестка это, в военкомат. Не иначе с Валеркой что-то случилось, раз вызывают.
У Антонины Петровны захолонуло сердце. Она занималась домашними делами, поминутно поглядывая на часы, чтобы не опоздать на автобус. Потом, не в силах больше ждать, закрыла дом и побежала на остановку. Дребезжащий деревенский автобус подошел без опоздания. Антонина Петровна села у окна, не обращая внимания на бензиновую гарь, всю дорогу просидела молча, не обращая ни на кого внимания. Дежурный прапорщик с красной повязкой на рукаве повертел в руках ее повестку, потом позвонил куда-то по телефону. Почти тотчас по лестнице спустился пожилой военный с большими залысинами на лбу, провел ее в кабинет на втором этаже. Он долго перебирал на столе какие-то бумаги, не глядя ей в глаза. Антонина Петровна молчала. Военный встал, потом присел рядом с ней на стул:
— Антонина Петровна, я приношу вам свои извинения за то, что мы вызвали вас сюда. Молодая сотрудница по ошибке выписала вам повестку.
У Антонины Петровны в груди шевельнулась надежда, офицер продолжал:
— Надо было, конечно, мне приехать самому, но вечная нехватка времени. Я вполне разделяю ваши чувства, я сам отец, у меня два сына.
Сыновья майора учились в институтах в Москве, служить в армии они не собирались. Говорить об этом майор не стал.
— В общем, так, подразделение, в котором служил ваш сын, попало в засаду и почти полностью погибло. Вашего сына нет ни среди убитых, ни среди раненых, — майор вытер пот со лба, зачем-то добавил: — Вот такая катавасия…
Женщина непонимающе смотрела ему в лицо:
— Но ведь если Валеры нет среди убитых — значит, он жив.
Полипов встал, подошел к окну:
— Да, такая вероятность существует. Может быть, он успел добраться до какого-нибудь села, — помолчал, — а может быть, попал в плен, во всяком случае, мы не исключаем такой возможности. Если он жив, будем стараться его найти и… Поверьте, мы сделаем все возможное…
Полипов еще что-то говорил, но Антонина Петровна слышала его как сквозь туман. Майор капал в стакан какие-то капли, потом поил ее, неловко проливая на пол. Очнулась Антонина Петровна уже у двери. Полипов провожал ее, слегка придерживая под локоть. Она не слышала его голоса, не видела, куда идет, в ушах стояло только одно: «Валера! Сыночек!»
Не помня себя, на ватных ногах Антонина Петровна добралась до автовокзала. Долго сидела на остановке, дожидаясь автобуса. Рядом сидели односельчане, говорили о погоде, о растущих ценах, о каком-то Ваньке, утащившем из дома телевизор и пропившем его. Раз или два ее о чем-то спросили, но она или не услышала, или сделала вид, что не слышит, боясь, что не сдержится и закричит в голос, забьется в истерике.
Полипов, после того как проводил Антонину Петровну, чувствовал себя неважно. Проклятая работа, надо идти на пенсию. Военком назначил его ответственным за такие мероприятия, сегодня еще надо было организовывать похороны старшего лейтенанта Миляева, опять будут слезы, плач, истерика. Из пузырька, стоящего на столе, майор накапал себе корвалол, морщась, выпил. Подумал, что на пенсию уходить еще рановато: дети учатся, дом не достроен. Мысли его переключились на другое, на стройку нужно было завезти цемент, и через 10–15 минут он уже сидел на телефоне, заказывая грузовую машину.
Добравшись домой, Антонина Петровна прилегла. Болело сердце. Потом с трудом встала, загнала в сарай мычащую корову. Зорька, как бы сочувствуя своей хозяйке, ткнулась ей в плечо, шумно и жарко дыша. Прошел месяц. Антонина Петровна написала несколько писем в часть, где служил сын, командиру. Ответа так и не дождалась. Она решила ехать в Чечню, найти место, где пропал ее сын. Может быть, удастся найти людей, которые видели Валеру.
