Время торопливо жгло невидимые минуты. Оно словно чувствовало запах будущей крови, спешило утолить свое кровожадное любопытство.
Словно в полусне Женька видел продолжение страшного спектакля. Старика за ноги вытащили из дома. Белую бороду заливала кровь. Актеры двигались, как в замедленном кино, и стояла зловещая тишина — ни криков, ни лая собак, ни щебетанья птиц. Хрипящего от напряжения Ахмеда-Хаджи бросили во дворе рядом с убитым псом.
— Жаль, что твой сын уже сдох, но мы сожжем твой дом вместе с тобой!
И что-то коснулось Женькиного лица, и он снова услышал голос:
— Ты стоишь на пути воина… и ты должен знать это. На этот путь могут встать только те, кто пережил в своей жизни большую боль и нашел в себе силы не мстить, а только лишь защитить себя и своих близких… Взгляни внутрь себя, своей души — может, становясь на этот путь, ты что-то упустил в своей душе? Война рано или поздно кончится, но не для тебя. Потому что ты будешь воевать всегда, всю жизнь.
И он захрипел:
— Не убивайте старика! Я знаю, где спрятаны деньги, много денег! Я отдам вам все.
Его подняли на ноги и подвели к старшему.
— Говори! Какие деньги? Откуда?
— Не знаю, откуда деньги, но видел, что их много. Здесь недалеко. Случайно увидел, что их прятал Аслан.
— Ну, тогда неси. Леча, сходи с ним.
Бородатый Леча кивнул головой, передвинул автомат себе на живот и мотнул головой.
— Пошли, русский!
Женька еще ничего не успел ни решить, ни придумать, когда перед ним возникла каменная стена старой крепости. Чеченец остановился в двух шагах от него. В правой руке — автомат, предохранитель поставлен на автоматический огонь, указательный палец с грязным ногтем угрожающе лежит на спусковом крючке. Если прыгнуть или сделать хотя бы шаг навстречу, то за долю секунды чеченец успеет чуть приподнять ствол и нажать на курок. Пули калибра 7,62 отбросят тело к стене. Уже мертвое тело…
Чеченец стоял и смотрел Женьке в лицо.
— Лезь наверх и тащи сюда деньги. Если ты пошутил и денег не найдешь, я брошу тебе гранату. Ты все понял?
Женька молча кивнул головой.
Женька пополз к стене, срывая ногти, вытащил кирпичи, вытянул из ниши маячок и активировал сигнал. Потом открыл сумку, надорвал упаковку на нескольких денежных пачках. Волоком подтянул сумку к краю, крикнул:
— Лови!
Сумка, кувыркаясь, полетела вниз.
Ворох разноцветных купюр, кружась, словно осенние листья, стал осыпаться на землю.
Женька увидел изумленное лицо чеченца, его раскинутые руки, которыми тот пытался удержать денежный листопад.
Легко, словно птица, взмыл над крышей, и его тело с растопыренными крыльями-пальцами упало на чеченца. Ему казалось, что падал он очень долго и вот уже сейчас свинцовая струя ударит и перережет его тело.
Но ногти уже впились врагу в лицо — кожа на горле чеченца Лечи вдруг стала мокрой и скользкой от пота. Женька рвал пальцами кадык.
Женька задыхался, его силы кончались, и хотелось вцепиться зубами в горло. Другая его рука нащупала глаза истекающего смертным потом человека и под веки воткнулись пальцы, выковыривая закровяневшие глазные яблоки…
Женька услышал хрип. Однажды в детстве он слышал, что так хрипела соседская собака, которую сосед вздернул на дереве в собственном огороде.
Кто-то из поселковой шпаны прострелил собаке позвоночник. И она, перебирая передними лапами, с воем ползла домой, безжизненно волоча за собой задние лапы и оставляя кровавый след на снегу.
А через неделю у нее началась гангрена и от нее начало вонять гнилым мясом.
Тело под ним задергалось в конвульсиях, ослабло и затихло…
Несколько секунд Женька без сил лежал на груди убитого им человека. Пальцы правой руки судорожно, насмерть сжимали смятое, сломанное горло. Ободранные пальцы левой руки болели, они были в крови и какой то слизи…
К горлу подступила тошнота, и Женьку вырвало…
* * *
Где-то вдалеке послышался рокочущий звук. Он пульсировал и дрожал, сила его нарастала и приближалась.
Женька повернул голову в сторону, откуда набегала звуковая волна.
Из-за кромки горы, сверкая зеркальным блеском несущих лопастей, словно выброшенные невидимой силой, в голубой простор чистого неба вырвались сразу два вертолета. Пара Ми-24 «Крокодилы» — со скошенными вниз хищными мордами, с циллиндрическими кассетами ракет под короткими крыльями, яростно полосуя винтами горячий воздух, пронеслись над зеленкой и разошлись в разные стороны.
Серо-зеленые хищники, развернувшись, ощетинились иглами серого дыма. Ракета, сорвавшись с направляющих, ушла в сторону только им видимой цели. Ракета попала точно во двор Усмановых.
Тяжелый грохот взрыва прокатился над горами.
Взрывная волна ударила по барабанным перепонкам, оторвала Женьку от земли и бросила грудью на камни. Перед глазами закрутилась звездная карусель.
И вдруг он увидел себя со стороны. Его сознание как бы вырвалось из тела и, приподнявшись над землей, увидело горящие обломки, черные, обгорелые тела.
В голове застряла одна и та же мысль.
— Господи! Это же ведь по мне, а где же десант?..
Посеяв смерть, вертолеты улетели в сторону Моздока.
На месте, где стоял дом, Женька увидел огромную яму с краями, запорошенными красной кирпичной пылью. Все остальное, что здесь когда-то было, испарилось, превратилось в красную кирпичную пыль.
Окаменев, стоял Женька над воронкой и смотрел в одну точку, не в силах сдвинуться с места. Он вдруг ощутил в себе глубокую пустоту, и все, что еще полчаса назад делало его живым человеком, потеряло смысл, стало ненужным.
Ты сам сегодня, твоя жизнь — это настоящее.
Твои дети, внуки и правнуки — будущее. Но ничего этого уже нет. Ничего больше нет, потому что ты уже умер.
А будущее даже не начиналось…
— Всевышний, я согласен со своей судьбой. Смилуйся над еще живым. Возьми меня к себе, Всевышний!
И что-то вдруг коснулось его лица. Он почувствовал легкое прикосновение женских рук.
— Марьям!..
— Нам с тобой надо жить…
Женька молча копал могилу. Сухая, каменистая земля плохо поддавалась, была тяжела, но Женька копал и копал, боясь, что если остановится, то сойдет с ума, и повторял как заклинание:
— Надо жить!.. Надо жить.
Затем он сделал в яме подкоп, как в настоящей могиле.
Аккуратно уложил в могилку окровавленные останки и засыпал землей. Выйдя со двора, он неожиданно остановился и вернулся обратно. Постелил на землю платок и стал молиться.
