Друг мой, терпеливый читатель, горячо желаю тебе никогда в жизни не оказаться в незавидной роли пророка. Верующие тяжкий народ: они послушны, лестно–восторженны, но беспомощны, слабодушны и требовательны необыкновенно, требовательны, как юная жена. “Я твоя, — говорит влюбленная, — я пойду за тобой на край света”. Но подразумевает: “Неси меня на руках в свой дворец, что на краю света, сдувай с меня пылинки, ублажай, угадывай желания, предупреждай капризы”.
“Мы твои, — говорят обращенные. — Веди нас хоть на край света!” Но подразумевают: “Неси нас в свои райские кущи, корми молоком и медом, охраняй, обеспечивай, ублажай!” Почему неси? За что ублажай? “А за то, что мы в тебя поверили и верой оплатили все. Не желаешь ублажать? Тогда будем роптать. Перестанем тебе поклоняться, назовем лжепророком, побьем камнями”.
Допустим, я был виноват, подстрекал их к бунту, навлек неприятности. Но даже если я был виноват немножечко, свою вину я искупил: выручил смертников из тюрьмы, жизнь им спас. Мало! Мало, что спас жизнь, помоги сохранить! Советую спрятаться в пустыне. Но там нет лавы, нет растений, что мы будем кушать и пить? “Хорошо, я вас научу доставать лаву в пустыне”. “Ура! Веди нас хоть на край света! Веди, охраняй, корми, обеспечивай!”
Так я, неопытный астродипломат, без диплома даже, стал пророком, а также вождем, проводником, генералом, целителем и заодно интендантом–снабженцем по части еды, питья, фуража, транспорта, топлива, жилья, одежды, оружия и всего на свете.
Лаву можно было достать в Огнеупории где угодно, даже под стенами тюрьмы. Но безопасности ради я посоветовал углубиться в пустыню, отойти от Города хотя бы километров на триста. Огнеупорные согласились. Пошли. Но устали через десять минут (по моему счету). И начали роптать. Захотели есть. Роптали. И ветер застал их в пути. Роптали. Роптали, когда было холодно. Роптали, когда было сухо и знойно. Лфэ нападали на отставших. Роптали на меня: “Почему не прогнал всех лфэ пустыни?” Старики болели и умирали. “Почему я завел их так далеко от могил предков?” Молодые любили и женились. “Почему я завел их в пустыню, где свадьбу нельзя сыграть, как положено: позвать гостей, поставить угощение?” Рождались дети. Почему в пустыне? Матери роптали. На кого? На меня. И подстрекали отцов хвататься за камни, побить камнями лжепророка. А многие повернули назад к господину, в рабство. Сказали: “Не всех же он казнит. Повинную голову и меч не сечет. Поучит маленько кнутом, потешит душу и успокоится. Зато позволит жить в своей хижине, накормит кое‑как, хоть и не досыта, а с голоду не умрешь”.
Конечно, господин того селения и прочие господа из Города организовали погоню, захотели вернуть непокорную рабочую силу. Даже мне стало страшновато, когда я увидел тысячное войско, щетину копий, огненный строй щитов и шлемов. Как я оградил свою паству? Все той же гипномаской. “Я пропасть, непроходимая пропасть, края обрывистые, стены отвесные, в глубине черным–черно”. Забавно было смотреть, как свирепые воины стояли посреди ровного поля, потрясали копьями, слали проклятия… и с опаской смотрели себе под ноги, где ничего не было, ровно ничего!
Один раз для разнообразия вместо пропасти я заказал маске поток лавы. “Я лава, я светлая лава, соломенно–желтая, ослепительно сверкающая, я освещаю скалы, я грохочу, я плыву, переворачивая камни”. Некоторых воинов в суматохе столкнули в эту мнимую лаву. Они дико вопили от воображаемых ожогов. И ожоги действительно появлялись. Еще один грех на моей совести!
Итак, от погони маска избавила нас. Накормить, увы, не могла. Пробовал я расставить воображаемые столы в пустыне, угостить свою команду воображаемым хлебом. Жевали, чавкали, смаковали, благодарили, вставали из‑за столов рыгая. Говорили, что живот набит, больше не влезет ни крошки. Сыты были воображаемым хлебом, но силы он не давал. После двух–трех обманных трапез мои спутники начали падать от бессилия. Пришлось позаботиться о еде всерьез. Я организовал отряды фуражиров и, ограждая их гипномаской, совершил налет на берега канала, обобрал все несжатые огороды.
Углубившись в пустыню километров на триста, я выбрал долинку, где кора была потоньше; даже без сейсмографа нашел ее. Ведь кора прогревалась изнутри, была горячее и светлее в самых тонких местах. Сразу в глаза бросались оранжеватые и алые пятна на общем вишневом фоне равнины. На одном из оранжеватых пятен я велел складывать каменный холм. Таскали усердно, грех жаловаться. Таскал ражий Боец и таскал Хитрец, его приятель, этот старался взять ношу полегче. Таскал безответный трудяга Отец и все другие отцы, матери и дети даже. Кузнец таскал увесистые глыбы и все старался придумать разные рычаги и волокуши для облегчения дела. Толковый малый был этот Кузнец. И Певец таскал по силе возможности, а в перерывах брался за свои свистки и пел о том, как бог Этрэ строил дворец для своей возлюбленной Од. Труд прославлял по–своему.
Таскали все. Но роптали. Уставали и роптали. Голодали и роптали. А матери подзуживали отцов и требовали лаву сию же секунду. Впрочем, их можно понять, у них детишки кричали криком, есть просили по три раза в день. Напрасно я объяснял, что холм еще не дошел до проектной отметки. Они рассуждали по–своему: “Если ты пророк и чародей, не считайся с проектными отметками”. — “Я не пророк, я астродипломат”, — пытался признаться я. Но они хотели пророка и требовали, чтобы я был пророком.
— Покажи нам лаву, Астралат! — кричали они. — Где лава? Может, ее и нет вообще?
И Жрец (он тоже увязался за нами, я так и не понял для чего. Камней не носил, а за стол садился первый) нашептывал труженикам:
— Астралат — лжепророк. Он завел вас в пустыню, чтобы погубить. Побьем камнями лжепророка.
В конце концов они взялись‑таки за камни.
Катастрофа была причиной.
Ведь строили мы вручную. Атомной техники не было при мне, да я и не пустил бы ее в ход. Важно было научить огнеупорцев доставать лаву в пустыне, а не достать один раз. Итак, мы таскали камни на горбу, подбирали подходящие по размеру, щели затыкали щебенкой. Тесать и сглаживать плиты не было смысла, на это ушли бы годы. Естественно, примитивная наша кладка держалась на честном слове, а честное слово не котируется в технике безопасности. И один из откосов рухнул, каменная лавина ринулась на лагерь, погребла и изуродовала несколько десятков огнеупорцев. Женщинам, старикам и детям достается в таких случаях больше всего: самым слабым и неповоротливым.
Как они выглядели, эти раздавленные! И сейчас мутит, как вспомню.
Раздавлены! Изуродованы! А где был пророк? Почему не остановил лавину?
Значит, лжепророк.
Жрец сказал: бог Этрэ недоволен нечестивым делом. Он создал океан для жизни, а пустыню для смерти, так было испокон веков. Вот он покарал ослушников, тщеславных и суемудрых нарушителей его закона. Это предупреждение свыше. Все будут побиты камнями… если мы не побьем лжепророка.
И обезумевшие от горя родные убитых взялись за камни.
Гимномаска. Срочно!
“Я груда камней, груда камней, спекшихся кусков туфа с черточками от ломов на боках. Я груда камней, присыпанных щебенкой и пылью. Я туф, туф, туф, никакого Астралата нет здесь”.
