— Так поедем, Мери, — ответил Найджел, вставая, но вполголоса добавил: — Однако ехать нам вдвоем не подобает, а если мы возьмем с собой слугу, все станет известно. Прошу тебя, останься дома и положись на меня.
— Нет, Найджел, ей может понадобиться женская помощь, и кто лучше родной сестры поможет ей? Я возьму с собой мою прислужницу.
— С вами поеду я, если только ваше нетерпение смирится с неторопливой рысью моего мула, — вмешался старый священник.
— Но, отче, это же не твоя дорога.
— У истинного служителя Божьего есть только одна дорога: та, что ведет к благу других. Дети мои, мы поедем вместе.
Вот так толстый сэр Джон Баттесторн, дряхлеющий Рыцарь Дупплин, остался один за своим верхним столом и делал вид, будто ест, делал вид, будто пьет, ерзал в своем кресле и изо всех сил старался выглядеть безмятежным, хотя и тело и душу его снедал лихорадочный жар, а его челядинцы и служанки за нижним столом смеялись, перешучивались, стучали чашами и опустошали блюда, даже не подозревая о черной тени, окутавшей их хозяина, сидящего на возвышении в полном одиночестве.
Тем временем леди Мери на белой кобыле — той самой, на которой под вечер скакала ее сестра, Найджел на боевом коне и священник на муле ехали по немощеной дороге, которая вела в Лондон. По обеим сторонам тянулись вереска и болота, откуда доносились заунывные крики ночных птиц. По небу в разрывах бегущих туч плыл месяц.
Девушка молчала, поглощенная мыслями о том, что им предстояло, об опасностях и позоре. Найджел вполголоса переговаривался со священником и узнал от него еще многое о дурной славе человека, к которому они ехали. Его дом в Шалфорде был приютом порока. Та, что входила туда, покидала его, навеки покрытая стыдом. По странной прихоти судьбы, не такой уж редкой, хотя и необъяснимой, человек этот, как ни черна была его душа и ни искалечено тело, обладал непонятным очарованием, какой-то властью, подчинявшей женщин его воле. Вновь и вновь он губил их, вновь и вновь ловкий язык и хитрый ум избавляли его от расплаты за черные дела. Семья его принадлежала к числу самых знатных в графстве, его родичи были в большой милости у короля, и соседи опасались вступать с ним в открытую вражду. Вот таков был злобный и ненасытный злодей, который, как гнусный крылатый хищник, схватил и унес в свое мерзкое гнездо золотую красавицу Косфорда. Найджел слушал молча, но он поднес к плотно сжатым губам крестообразную рукоятку своего охотничьего кинжала и трижды ее поцеловал.
Вереска остались позади, они проехали деревушку Милфорд и городок Годалминг, а оттуда свернули на юг, и дорога вывела их через болота Пиз на шалфордские луга. Впереди на темном склоне холма мерцали красноватые пятна — освещенные окна дома, куда они направлялись. Окутанная тьмой дубовая аллея вывела их на озаренную месяцем лужайку перед дверью.
Из мрака дверной арки им навстречу выскочили двое дюжих бородатых слуг с дубинами и злобно спросили, кто они такие и чего им здесь надо. Леди Мери уже спрыгнула с лошади и пошла к двери, но они грубо преградили ей путь, а один воскликнул, хрипло расхохотавшись:
— Куда? Куда? Нашему хозяину нынче больше не требуется! Назад, назад, красотка, кто бы ты ни была. Дверь заперта, и наш господин гостей не принимает.
— Эй, ты, — негромко, но твердо сказал Найджел, — посторонись! Мы приехали говорить не с тобой, а с твоим хозяином.
— Может быть, дети мои, — вмешался священник, — будет лучше, если я один войду к нему и посмотрю, не смягчит ли глас Церкви это кремневое сердце? Боюсь, не случится ли кровопролитие, если войдете вы.
— Нет, отче, прошу тебя немного подождать здесь. И ты Мери, останься с добрым отцом Афанасием, ведь мы не знаем, что найдем там внутри.
Он вновь повернулся к двери, и вновь стражи встали перед ним.
— Прочь! — сказал Найджел. — Прочь, если вам дорога жизнь! Клянусь святым Павлом, я не хочу марать свой меч кровью таких, как вы, но я дал клятву, и в эту ночь никто меня не остановит.
Стражи в страхе попятились, таким грозным был этот мягкий голос.
— Погоди-ка, — сказал один, вглядываясь в темноту. — Да, никак, это сквайр Лоринг из Тилфорда?
— Да, это мое имя.
— Так что же ты не назвался? Я бы поперек дороги тебе не встал. Опусти дубину, Уот, это же не чужой кто, а сквайр Лоринг.
— Его счастье, — буркнул второй, опуская свое оружие и мысленно вознося благодарственную молитву. — А то взял бы я на душу кровавый грех. Да только хозяин, когда поставил нас у дверей, про соседей ничего не говорил. Так я сбегаю спрошу его.
Однако Найджел уже прошел между ними и распахнул входную дверь. Но как ни был он быстр, леди Мери нагнала его, и в залу они вступили вместе. Она была очень велика и тонула в черных тенях, если не считать яркого круга света на середине, где два масляных светильника озаряли небольшой стол. Он был уставлен блюдами, но слуг в зале не было, и за ним сидели лишь двое. У ближнего конца спиной к ним — Эдит, чьи распущенные волосы ниспадали на ало-черное платье. Свет ложился на вздернутые плечи и высокомерное лицо хозяина дома напротив нее, — черные густые волосы обрамляли высокий выпуклый лоб мыслителя, серые, глубоко посаженные глаза холодно блестели под кустистыми бровями. Нос у него был изогнутым и острым, точно клюв ястреба, но бритое лицо безнадежно портили вялые обвислые губы и мягкие складки под тяжелым подбородком. Сжимая в одной руке нож, а в другой полуобглоданную кость, он поднял голову и свирепо сверкнул глазами на вошедших, как хищный зверь, потревоженный в берлоге.
Найджел остановился на полдороге между дверью и столом. Его взгляд скрестился со взглядом Поля де ла Фосса. Но Мери, чье сердце переполняли любовь и жалость, бросилась к младшей сестре и обняла ее. Эдит вскочила и, отвернув лицо, попыталась высвободиться.
— Эдит, Эдит! Именем Пречистой заклинаю тебя, вернись с нами домой, оставь этого злодея! — восклицала Мери. — Милая сестра, ты не разобьешь сердце нашего отца, не покроешь его седины позором, не сведешь его в могилу! Вернись домой, Эдит, вернись, и все будет хорошо.
Но Эдит оттолкнула сестру, ее нежные щеки вспыхнули от гнева.
— По какому праву, Мери, ты преследуешь меня, будто я беглый виллан, а ты моя госпожа? Ты же старше меня всего на два года! Возвращайся сама, а мне предоставь поступать так, как я нахожу лучшим.
Однако Мери не разжимала объятий, пытаясь смягчить упрямое и гневное сердце.
— Наша мать умерла, Эдит. И я благодарю Бога, что она не может увидеть тебя под этой крышей! Но я заменяю ее, как было всю нашу жизнь, потому что я старшая. Ее именем заклинаю тебя, не доверяй этому человеку, вернись домой, пока еще не поздно.
Эдит вырвалась из ее рук и с пылающими щеками устремила на сестру вызывающий злобный взгляд.
— А, теперь ты говоришь о нем дурно! — сказала она. — Но было время, когда Поль де ла Фосс приезжал в Косфорд, и кто говорил с ним так нежно и ласково? Кто, как не благоразумная благочестивая сестрица Мери? Но он полюбил другую, а потому теперь он злодей и оставаться под его крышей — позор! Как поглядеть на мою праведную сестру и ее спутника, так скакать ночью рядом с мужчиной это великий грех для всех, кроме нее самой! Загляни прежде в собственный глаз, Мери, а уж потом указывай на соломинку в чужом.
