том, — тут Иван Иванович прищурился, и лицо его приняло хитрое выражение, — дело в том, что в комнате-сейфе лежали лишь второстепенные чертежи. Они не дают представления о ходе работ. Когда обстановка усложнилась, мы, понимаете, приняли некоторые меры предосторожности… Товарищ Ковтун, — обратился он к капитану, — нужно произвести обыск в комнате Жаркина.
— Слушаюсь!
Капитан козырнул и вышел из кабинета.
— Ну, вот и все, Алеша. Можно и по домам. Ах да, вам сейчас нельзя туда… Знаете что, поехали ко мне, — предложил полковник.
— Спасибо, Иван Иванович, неудобно. Ночь…
— Удобно, удобно, очень даже удобно! Жена ждет — я ей звонил полчаса назад, — она уже привыкла встречать меня по ночам. Выпьем крепкого кофе, поедим — честное слово, ведь мы заслужили это сегодня!.. Я вас познакомлю со своими ребятами. Вы знаете, их ведь у меня целая пятерка: Маня, Тоня, Таня, Толя и Ваня… Ваня, Ваня, а как же! Иван Иванович — надо же продолжать семейную традицию… Пойдемте, это рядом.
Они вышли на улицу.
— Еще один вопрос, Иван Иванович, — сказал Алексей. — Вот Жаркин — фронтовик, награды у него есть, он мне показывал. Как же произошло, что… что…
— Понятно, понятно… Вы знаете, что у Жаркина мать живет в Чкалове? Он ей изредка письма писал. Коротенькие: жив, здоров, целую и прочее. Вчера нам прислали из Чкалова одно такое письмо. Так вот, это не почерк фотокорреспондента Жаркина. Словом, Жаркин — не Жаркин.
— Как же к этому негодяю попали его документы и письма?
— Это надо еще выяснить. Боюсь, что настоящего Жаркина нет уже в живых. Что касается писем, то их у него могли вырвать хитростью или силой… Есть еще "белые пятна". У Захарова наверняка был сообщник на комбинате. Кто он? Этого мы пока не знаем. А ведь ему нельзя дать ускользнуть… Да, дел еще много, очень много.
Небо заметно посветлело. Розовый отблеск лёг на ажурные стрелы строительных кранов, на верхушки деревьев, крыши домов. С каждой минутой становилось светлее. Все дальше в темные углы заползали черные тени минувшей ночи. Свет, ликующий и радостный, настигал их повсюду, и тени, становясь все прозрачнее, таяли на глазах и исчезали.
Наступало утро…
