Винсент поглощает книги, куря трубку, и воображает сюжеты для будущих произведений.
Самые интересные сюжеты приходят в голову, когда куришь трубку, — пишет он Тео. — Я работаю без устали с утра до ночи, день за днем, запершись в студии, чтобы ни на что не отвлекаться.
Пробыв в клинике несколько недель, Ван Гог завоевал доверие директора и персонала, так что отныне ему позволено выходить за территорию — разумеется, не в одиночестве.
Чаще всего художника сопровождает Жан-Франсуа Пуле, который работает в Сен-Поле водителем. Следуя своей давней традиции, Винсент пишет с молодого человека портрет, который тот отсылает матери. Должно быть, женщина не смогла оценить картину — в скором времени сведения о ней теряются.
К моему великому удивлению, на момент моего посещения лечебницы Пуле оказывается еще жив. Ему почти девяносто лет, он живет в больничном флигеле и хорошо помнит дядю. Жан-Франсуа рассказывает, что Винсент всегда носил рабочую одежду, ходил неопрятный, как бродяга. Никогда не смеялся и говорил медленно, с сильным голландским акцентом. Его потрепала жизнь, однако когда он начинал рисовать, то «как будто забывал свою тоску».
Пуле открыл для меня имя еще одного юноши, который предстает на картинах дяди с жизнерадостным выражением, в светлой рубашке и зеленой шляпе, практически сливаясь с зеленью лужайки, тот персонаж работает — картина называется «Садовник». Его зовут Жан Барраль — он стоит, улыбаясь, среди олив, подкарауленный дядей во время перерыва. Образ излучает оптимизм и безмятежность. Пуле рассказал мне, что 15 мая 1890 г. жена Барраля умерла при родах, после чего на его лице навсегда поселилась тень скорби. Ван Гог об этом никогда не узнает: он уехал на следующий день после случившейся трагедии. Однако радость, которую, возможно, Жану больше не суждено было испытать, пережила и его самого благодаря кисти Винсента.
Просветление в безумии
Ван Гог посвятил по меньшей мере четырнадцать полотен и столько же рисунков пшеничному полю, что виднелось из его окна в Сен-Поле, всегда выбирая один и тот же ракурс: ограда клиники очерчивает линию горизонта, за ней возвышаются Малые Альпы. Меняется только цвет поля, в зависимости от времени года. Как и Моне со стогами сена, Винсент внимательно наблюдает изменения погоды и света, однако у него отсутствует научный интерес к природе, характерный для импрессионистов. Он одержимо повторяет один и тот же сюжет в разное время года не из-за желания показать изменения окружающей атмосферы, контуров и консистенции объектов (как было у Моне, чьи соборы будто тают в летнем зное). Поле было единственным пейзажем, позволявшим взгляду художника разгуляться, выйти за пределы клиники: выбор в данном случае продиктован насущными потребностями и отсутствием альтернатив.
Не один месяц дядя работает над привычным видом, узнавая его с каждым разом все лучше и лучше и пользуясь возможностью сосредоточить внимание на деталях. Интересно наблюдать движение пшеницы: растрепанная ветром в июне, когда побеги едва проросли, покрыв землю бледно-зеленым ковром, она загорается желтым в июле, кудрявясь и образуя завитки, которые перемежаются с фигурами крестьян, а затем в сентябре поля вновь пустеют и приобретают светлый, почти белесый оттенок. В ноябре землю поливают потоки дождя, как будто царапающие полотно, и окутывают панораму призрачным светом. Затем дело идет к весне, солнце вновь заливает все светом, цвета становятся более сочными, достигая своего апогея в мае: по полям рассыпаны в изобилии кустики всех оттенков зеленого, каждый раз расположенные по-новому. Винсент изображает один и тот же клочок земли, с коровниками вдалеке и одиноко стоящими деревьями слева, однако каждое полотно дышит жизненной силой и поражает вниманием к деталям. Это поистине уникальная способность дяди — следовать задуманному проекту во что бы то ни стало, даже находясь на лечении в психиатрической клинике, где плохо кормят, заставляют делать анализы и малоприятные водные процедуры.
На самом деле, судя по количеству картин, созданных Ван Гогом во время нахождения в лечебнице, его состояние было относительно стабильным: большую часть времени он был спокоен и сосредоточен. Как я понял из переписки и воспоминаний очевидцев, за год в Сен-Реми Винсент пережил четыре кризиса.
Мой отец дает поистине тонкое и поэтичное описание состояния здоровья дяди.
Гений блуждает в лабиринте своего разума, его траектории столь непредсказуемы и загадочны, что в любой момент он может потерять равновесие и низвергнуться с вершин в бездну.
Творческая сила Ван Гога достигает максимума в период ремиссии, а затем он вновь становится жертвой приступов безумия, угнетающих и полностью выбивающих его из колеи.
Когда-нибудь очередной припадок навсегда лишит меня возможности творить, […] но я делаю все, что могу, чтобы поправиться, — подобно человеку, который решил утопиться, но вдруг обнаружил, что вода слишком холодная, и вот он плывет обратно к берегу.
В прошлом, когда Винсент заводил речь о самоубийстве, то всегда говорил об этом как о поступке дурном и отталкивающем. Теперь все иначе: идея суицида завораживает его. Дядя переживает глубокую депрессию, так что меня ничуть не удивляет, что ему приходят в голову подобные мысли.
В самые тяжелые минуты Ван Гог действительно испытывает судьбу, подвергая свою жизнь опасности. В середине июля 1889 г., во время экскурсии в древнеримскую пещеру, дядя, работая над картиной, попытался отравиться красками. Он спасся только благодаря бдительности сопровождающего: тот вовремя оказал помощь, вызвав у него рвотный рефлекс. Примерно тогда моя мать узнала о том, что беременна, и Тео, вне себя от радости, сообщил брату новость.
Будущей зимой, скорее всего, в феврале — я родился 31 января 1890 г., — мы надеемся стать родителями малыша, которого назовем Винсент, если ты согласишься быть ему крестным.
Это конец. Хотя в письмах дядя делает вид, что рад моему рождению, на самом деле в нем вновь просыпается тревога. Страх быть брошенным, который он в течение долгих месяцев пытался загнать в самый дальний угол сознания, вновь вырвался на поверхность.
Во время приступов Ван Гог пытается есть грязные предметы, попадающиеся под руку, но потом все забывает: остаются лишь дурной привкус во рту и трудности с глотанием в течение нескольких недель. После подобных выходок дяде разрешают рисовать только углем — использование красок и чернил исключается. На какое-то время его даже помещают в палату на первом этаже с железной кроватью, стулом и дверью без ручки, чтобы он не мог закрыться изнутри. Посетив ее, я ощутил всю убогость положения художника в тот момент. Винсенту не разрешают даже заходить в студию до тех пор, пока он окончательно не поправится.
Только в сентябре он снова начинает писать красками. Попытки самоубийства больше не повторяются, остаются только кошмары, которые, как кажется, тоже постепенно сходят на нет.
Доктор Пейрон абсолютно прав, когда говорит, что я не сумасшедший в полной мере, потому что мои мысли ясны и прозрачны в перерывах между приступами. Но во время атак я впадаю в ужасное состояние и полностью теряю контроль.
