Первым делом Алфёров огляделся на местности: спуск в русло был несложен. Сама речка представляла собой ручеек, растекшийся по широкому, (метров в тридцать-сорок), каменистому руслу. Она была, как и большинство чеченских речушек, мелкой, и едва ли в самом глубоком месте её уровень поднимался выше щиколотки. На противоположном берегу сразу напротив вышедших к краю леса разведчиков виднелись заросли невысокого, густого, но вполне проходимого кустарника, тянувшегося вверх по склону и постепенно сливавшегося с растущими выше деревьями. А в метрах пятидесяти правее, прямо от русла ручья начиналась та самая, большая, обозначенная на карте, поляна-опушка.
Пока Сергей рассматривал местность и раздумывал над своими дальнейшими действиями, к берегу ручья подошел Гордеев. Взглянув на открывающуюся за ветвями панораму, он, повернулся ко всё еще находившемуся в сомнениях Алфёрову и спросил:
— Ну и какие наши планы?
Сергей неопределённо пожал плечами.
— По-моему, тут только два варианта: либо мы остаёмся на месте и контролируем речку, либо переходим на тот берег и понимаемся на вершину. Так мы будем контролировать, собственно, и проход по высоте и русло реки.
— Сколько тут до вершины? — Гордеев задумался. — Метров двести пятьдесят?! Днем нормально, а вот ночью…Хотя сегодня луна, — заметил он, а потом суеверно добавил: — Должна быть. Ночные прицелы у тебя в рабочем состоянии, БНы тоже. Так что, пожалуй, давай, Серега, наверх полезем. И два направления сразу перекроем, и у меня на душе будет спокойнее.
— Наверх так наверх, — не стал спорить Алферов.
— Что ж, тогда вперёд, командуй своими орлами! — сделав такое распоряжение, Вадим улыбнулся и, словно уступая дорогу, отошёл в сторону.
Открытое пространство пересекали, как и положено бегом, по одному, пригнувшись, поднимая тысячи брызг и разбрасывая по сторонам выскальзывающие из-под подошв округлые речные камни. Дождавшись, когда поднявшийся на верховину хребта головняк выберет и займёт удобные для наблюдения и обороны позиции, Алферов дал команду на выдвижение основной части группы…
Место, облюбованное головным дозором для организации засады, оказалось на редкость удобным. В сторону вершины хребта, (скорее, это был даже не хребет, а убегающая на сотни метров вдаль возвышенность), были обращены словно специально насыпанные здесь глиняные гребни-складки высотой в половину человеческого роста, служившие отличной защитой и укрытием. С тыла разведчиков прикрывал огромный ствол вывернутого с корнями дерева. Справа и с фронта толстые буки и растущие меж ними кусты орешника резко заканчивались, словно скошенные гигантской косой, и начиналась открытая, большая, абсолютно свободная от зеленых насаждений поляна. Росшая на ней трава, даже несмотря на весну и льющие беспрестанно дожди, казалась выцветшей, завядшей, одним словом, чахлой.
Оставшись довольным выбранной позицией, Алферов определил себе и радистам место как раз за поваленным деревом и, не спеша обустроившись, завалился спать. Гордеев лег рядом, но прежде чем уснуть, долго ворочался, а потом еще множество раз просыпался и раздраженно ворчал. В этот вечер, а может быть только именно в этом месте, было особо много гнуса. Эта тварь пролезала буквально в любую щель, от неё не спасала ни обильно покрывающая кожу мазь, ни натянутая на голову по самые уши шапочка. Оставалось только слегка материться и то и дело не слегка почесываться. Особенно веселились эти твари на голове, проникая под шапчонку. Они пролазили между волос и от всей души впивались в насыщенную капиллярами кожу. В конце концов, Гордееву надоело бороться с надоедливой мелкотой. Он вытащил из рюкзака плащ-палатку и, несмотря на теплоту окружающего воздуха, завернулся в неё с головой и, наконец, уснул.
Вскоре над урёмой выглянула недавно народившаяся луна и открытое пространство — лесная опушка и следовавшее за ней блестевшее в лунном свете речное русло стали видимы в ночные приборы как на ладони.
Гордеев, привыкший просыпаться от малейшего хруста валежника, от едва слышимого шороха, издаваемого падающим в тишине листом, на этот раз проснулся от трескотни выстрелов и, толкнув в бок ещё спящего Алферова, прислушался: эхо разносило отзвуки перестрелки и сразу было не ясно, где располагается источник звуков.
— Крутских, «Мавра» живо, — приказал он дежурившему по связи радисту.
— Что случилось? — еще не привыкший просыпаться от шума войны, Алферов слепо таращился в окружающую пустоту, пока ещё не понимая, что происходит.
— Перестрелка, — пояснил Гордеев и, повернувшись к радисту: — Что со связью?
— «Мавр» на приёме, товарищ майор, — доложил Крутских, сдирая со своей головы наушники и протягивая всё это добро командиру роты.
— Отставить! — Гордеев уже понял, что выстрелы звучат гораздо дальше той части леса, где должна была находиться группа Кузнецова. — Запроси, далеко ли от них идёт бой, — приказал он и, вскочив на ноги, прислушался, уже стоя пытаясь определить расстояние до источника звука. Но, увы, метавшееся по склону эхо делало его потуги бессмысленными.
— Есть! — Крутских вернул на место наушники и принялся что-то едва слышно бормотать в поднесённый к самым губам микрофон.
— Квадрата полтора, — доложил он немного позже. — «Мавр» сказал, что они будут пока находиться на связи.
— Давай мне «Центр», — Гордеев хотел знать, кто воюет в закрытых для постороннего вмешательства квадратах «без его разрешения».
— «Центр» — «Аферисту». Приём.
— «Центр» для «Афериста» на приёме.
— В квадрате… слышу звуки двустороннего боя большой интенсивности. Приём.
— Понял вас. — Вадим зримо представил, как дежурный радист передаёт полученную информацию в центр боевого управления, как оперативный офицер, уяснив суть вопроса, начинает запрашивать Ханкалу, как… Одним словом, как медленно, но уверенно раскручивается маховик перепроверки полученных сведений. — «Аферист», оставайтесь на приёме.
И снова тишина. Меж тем, пока в ПВД переваривали информацию, стрельба, длившаяся больше десяти минут, начала постепенно стихать. Наконец эфир снова ожил.
— «Аферист» — «Центру». Приём.
— На приёме.
— В данном квадрате наших подразделений нет. Информации по ведению в вашем районе каких-либо боевых действий не имеется. Прошу подтвердить правильность переданных сведений.
— Крутских, передавай: перестрелка стихла. И вырубай шарманку, — раздражённо приказал Гордеев и, оглянувшись на стоявшего за спиной командира группы, виновато пожал плечом. «Мол, ты, командир, должен бы командовать сам, но так уже получилось». А Алфёров только слегка улыбнулся и, не говоря ни слова, опустился на ещё не остывшую лежанку. Большой разницы в том, кто в данном случае диктовал радистам радиограммы, он не видел…
Утро снова оказалось солнечным. В лесу ещё царил полумрак, ощущалась влажность и ночная свежесть. Казалось, дымные струйки тумана источаются самими деревьями. Почти невидимые, сливаясь вместе, они превращались в колышущуюся сигаретную дымку, медленно понимающуюся вверх и тут же тончайшей водяной плёнкой опадающую на мерцающие в рассветных полутенях листья. Солнечные лучи, словно ещё находясь в ночной дреме, медленно потягивались, спускаясь вниз по плавно опускающемуся склону. Закончивший осмотр боевого охранения старший лейтенант Алферов, проверив крайнюю тройку и ободряюще похлопав рукой по плечу бдящего Минаева, осторожно приблизился к окраине леса и тотчас упал в холодную и влажную от росы траву. На противоположной стороне поляны ему почудилось чье-то неосторожное движение. Палец сам собой потянулся к предохранителю, но заставив себя не торопиться, Сергей лишь предостерегающе поднял руку, призывая видевшего его Минаева к вниманию. В следующее мгновение из кустов вышло так переполошившее его существо и оказалось грациозным самцом косули. Животное смешно вытянуло шейку, осмотрелось по сторонам и, как ни в чём не бывало, принялось щипать влажную от росы травку. Старлей мысленно чертыхнулся, и с некоторым облегчением, поднявшись, неслышно пошёл вглубь леса. Он уже почти миновал тройку Минаева, когда со стороны спящего ефрейтора Семёна Симакова раздались такие рулады, что Алферов непроизвольно вздрогнул. А тут же послышался глухой удар локтем.
