исключения: например, пилоты аэропланов – вскоре ставшие кумирами публики «воздушные рыцари», чьи имена знал каждый ребенок, потому что они во время зрелищных воздушных боев встречались с противником в архаичной схватке один на один. Почитали как героев и солдат и офицеров так называемых «штурмовых команд» – они по-прежнему практиковали «убийство как ручную работу»: это были в основном небольшие подразделения, которые проводили разведку на нейтральной полосе и атаковали передовые позиции противника. Здесь большую роль играла индивидуальная мотивация. Солдаты и офицеры этих команд, стремившиеся к прямым боевым столкновениям, буквально выслеживавшие отдельных противников и подвергавшие опасности все подразделение своими индивидуальными действиями, были крайне непопулярны в войсках по обе стороны фронта. Но они служили объектом для героических фантазий тыла и, таким образом, способствовали созданию патетического нового образа модерной войны, характеризующегося презрением к человеческой жизни, холодным, лишенным моральной составляющей рыцарским мужеством и эстетизацией насилия; после войны, особенно в Германии, этот ее образ завораживал огромное количество людей[26]. А в 1915 году еще казалось, что события развиваются благоприятным для Центральных держав образом: на Восточном фронте были одержаны крупные, хотя и не решающие победы. На Западном фронте наступления противника были отбиты, хотя и со значительными потерями с германской стороны. Попытки англичан и французов закрепиться в Юго-Восточной Европе также не увенчались успехом: британским войскам не удалось в боях с турецкой армией занять проливы между Средиземным и Черным морями, поражением окончилась и высадка французов в Салониках. Напротив, наступление Центральных держав, к которым теперь примкнула Болгария, на Балканах закончилось в сентябре и октябре полным поражением сербской армии и оккупацией Сербии.
Однако в долгосрочной перспективе было неясно, как можно продолжать войну и, самое главное, как ее закончить. Попытки правительства Германской империи заключить сепаратный мир с Россией оказались тщетными. Вступление Италии в войну на стороне Антанты открыло еще один фронт на юге, связавший значительные силы австрийской армии. Генеральный штаб во главе с Фалькенгайном все еще был твердо убежден, что войну нужно выиграть на Западном фронте. На это были направлены стратегические планы, разработанные на 1916 год: массированное наступление на Верден, сильнейшую французскую крепость, должно было заставить французскую сторону сосредоточить здесь свои войска, которым предстояло в гигантской битве на истощение «истечь кровью», как выразился Фалькенгайн. Высокие германские потери предполагались, но потери противника должны были быть во много раз выше, чтобы «народная сила» Франции была сломлена.
Эта тактика, однако, обернулась полным фиаско: решающего поражения французским войскам нанести не удалось, а потери противной стороны не были значительно выше, чем у немцев. В общей сложности за 1916 год в верденской «мясорубке» погибло или было ранено более 700 тысяч человек, около 40 процентов из них – немцы. Вторая великая битва на истощение, которую британские войска начали 1 июля 1916 года на севере Франции, на Сомме, приняла еще более ужасные масштабы. Уверенность британцев в том, что они смогут легко преодолеть германские линии после самой мощной артиллерийской подготовки за всю войну – на протяжении двадцати километров через каждые восемнадцать метров было установлено по орудию, – оказалась роковым просчетом. Только за первый день наступления пало 60 тысяч британских солдат. В конце ноября наступление пришлось остановить. Антанта захватила двенадцать квадратных километров территории, ее потери составили более 600 тысяч человек, потери немцев – около 450 тысяч человек[27].
Ужасные результаты этих битв на истощение ясно показали: германский социал-дарвинистский расчет на то, что удастся «обескровить» французов, которых немцы якобы превосходили в «народной силе», теперь начинает все больше оборачиваться против самой Германии. Превосходство Антанты в экономических и военных ресурсах становилось все более очевидным. Германские потери стали настолько велики, что даже постоянными новыми мобилизациями уже невозможно было набрать достаточное количество свежих войск.
Не в последнюю очередь это было связано с тем, что выполнение многочисленных стратегических обязательств германской стороны в самых разных регионах континента становилось все более неотложным. Летом 1916 года, в разгар битвы под Верденом, российская армия начала крупное наступление на австрийские позиции в южной Галиции, которое через некоторое время увенчалось успехом и сместило фронт на 160 километров к западу. Это привело к настоящему распаду австрийской армии, более 200 тысяч солдат дезертировали. Германии удалось остановить продвижение российских войск, перебросив большие силы на Восточный фронт, но их тогда стало не хватать на Западном фронте.
Когда в августе 1916 года еще и Румыния вступила в войну на стороне Антанты, это означало окончательный крах германской стратегии. Стало ясно, что Верден и принцип битвы на истощение были чудовищной ошибкой. Крупномасштабные наступательные операции на Западном фронте не имели перспектив на успех. На востоке российская армия не была разгромлена; скорее, на пороге разгрома оказалась австрийская армия. В 1916 году германские войска потеряли 1,2 миллиона человек, и победа была далека как никогда.
В этой ситуации Фалькенгайна вынудили уйти в отставку. Его заменили два генерала, добившиеся к тому времени наибольших успехов, – Гинденбург и Людендорф. Они сформировали третий Генеральный штаб (OHL). Тем самым баланс сил в правительстве Германии еще больше сместился от гражданского к военному крылу, которое политически поддерживалось крайне правыми силами[28].
ВОЕННАЯ ЭКОНОМИКА
Совершенно новые масштабы этой войны быстро показали, что все приготовления и планы ничего не стоили. В еще большей степени это же относится и к экономике. До 1914 года в Германии – равно как и в Англии или Франции – не было реального планирования военной экономики. Расчет был на короткую войну, поэтому никто не был готов к масштабной реструктуризации национальной экономики. Только в ноябре 1914 года, когда эта химера короткой войны испарилась, стало ясно, сколько проблем теперь нужно решать одновременно, особенно в Германии: во-первых, спрос на вооружение рос в геометрической прогрессии. Но поскольку поставки сырья были сильно затруднены из‑за британской торговой блокады, то и здесь потребовались совершенно новые организационные структуры. Во-вторых, призванных в армию рабочих – а к концу войны было мобилизовано почти 14 миллионов мужчин, 85 процентов всех военнообязанных, – надо было кем-то заменить, ведь производственные потребности значительно возросли, особенно в секторах, связанных с вооружением. В-третьих, необходимо было найти способы финансирования этих экстраординарных усилий. И в-четвертых, британская блокада германских морских портов препятствовала импорту продовольствия, и он упал настолько резко, что питание населения и солдат пришлось ставить на новую основу.
С подобными проблемами перехода к военной экономике столкнулись все воюющие великие державы. Это были новые задачи, и не было опыта, на который можно было бы опереться.
