Поглядим, что там упало. Может, это господь бог наконец расщедрился.
Взял он кошелек, открыл его, стал деньги считать. Насчитал девяносто девять гульденов и ворчит:
— Эх! Хоть ты и господь бог, однако нечестный. Просил я у тебя сотню гульденов, а ты мне всего девяносто девять послал. Впрочем, кошелек, вышитый жемчугом, гульден стоит, так что, почитай, мы в расчете.
Сапожник всю ночь не спал: любопытство его разбирало — как подмастерье себя поведет?
Подмастерье засел с утра за работу, сапоги тачает, поет, насвистывает. Про деньги не вспоминает. Досадно стало мастеру, не выдержал он и говорит:
— Получил ты вчера вечером девяносто девять гульденов? Да еще кошелек, вышитый жемчугом?
— Верно! — отвечает подмастерье.
— Знаешь, откуда эти деньги?
— Знаю, от господа бога!
— Вовсе нет! — говорит сапожник. — Деньги эти от меня. Отдавай их теперь назад.
— Еще чего! — ухмыльнулся подмастерье. — Я богу молился, деньги выпрашивал, вот они на меня с неба и свалились.
— Отдавай деньги! — кипятится мастер.
— Ни за что! — ухмыляется парень.
— Я на тебя в суд подам! — грозится хозяин.
— Ну, напугал! — смеется подмастерье.
Мастер и вправду в суд отправился и сговорился с судейскими подмастерья своего разорить.
Позвали парня в суд. Подошел он к стряпчему и спрашивает:
— Может, знаешь какое средство, чтоб кошелек у меня остался?
— Поделишься со мной, дам хороший совет! — отвечает стряпчий.
— Ладно! — обещает парень.
Стряпчий был хитрюга. Знал он, что мастер с судейскими в сговоре, и решил над парнем посмеяться.
— Начнет тебя судья расспрашивать, — говорит он ему, — а ты знай себе посвистывай да правой рукой усы поглаживай!
Подмастерье совет его запомнил. Позвали парня в зал, и судья его спрашивает:
— Получил ты кошелек, вышитый жемчугом, и девяносто девять гульденов?
Парень в ответ только посвистывает да правой рукой усы поглаживает.
Бился с ним судья, бился, да все попусту. Устал он и говорит:
— Видать, этот подмастерье тронутый. Ничего с ним не поделаешь.
И как крикнет на него:
— Убирайся отсюда!
Не заставил подмастерье эти слова дважды повторять и выскочил из зала. А за дверью его уж стряпчий-плут догоняет. Он и сам не ждал, что работнику повезет, но решил за совет деньги получить.
— С тебя половина приходится! — говорит стряпчий.
Подмастерье в ответ лишь посвистывает да усы правой рукой поглаживает.
— Ах ты плут! — заорал в сердцах стряпчий. — Я тебе покажу!
Но парня уж и след простыл. Идет, радуется. Ловко же он двух плутов вокруг пальца обвел!
Кто лучше соврет
хал однажды помещик на прогулку, карету его упряжка вороных коней везла. Видит помещик — крестьянин поле пашет, и плуг его упряжка серых в яблоках коней тащит. Приглянулись помещику эти красавцы кони, и спрашивает он хозяина:
— Не поменяешься ли со мной? Твои кони куда больше к моей карете подходят, а мои — к твоему плугу!
— Может статься, — отвечает крестьянин. — Только мне мои кони хороши, твоих мне не надо.
Помещик не отстает, знай бубнит:
— Давай меняться, не то худо будет!
Наседал он, наседал. Надоело крестьянину слушать, он и говорит:
— Давай так сделаем: кто из нас лучше соврет, тот чужих коней получит. Вместо одной, собственной упряжки станет у него две.
Обрадовался помещик, решил, что уж в этом-то деле он над крестьянином верх возьмет. Врать-то он был мастак!
— Тебе первому начинать, — говорит крестьянин.
Стал тут помещик рассказывать:
— У батюшки моего было семь табунов кобылиц. И столько они молока давали, что на молоке этом вместо воды семь водяных мельниц вертелись и все зерно в стране смалывали.
— Может статься, — отвечает крестьянин. — А у моего батюшки столько пчелиных ульев было, что он и сам им счет потерял. Проживи батюшка на свете пятьсот лет — и то ему их не сосчитать. Вот велел он мне как-то его пчел покараулить. А одна пчела вечером в свой улей не вернулась. Заметил это батюшка и послал меня пчелу искать.
«Пока пчелу не найдешь, домой лучше не возвращайся», — говорит. Бродил я по всему белому свету, пчелу искал, но нигде ее найти не мог. Собрался я тогда с духом, на небо полез и все небесные ульи обыскал. Только нашей пчелы нет как нет. «Ну, — думаю, — не иначе она в аду». Спустился в ад, да снова попусту, и там пчелы нет. Опечалился я и обратно на землю поднялся. Иду по лесу, и как вы думаете, кого я там на лесной дороге увидал?! Мою пчелу! Запряг ее какой-то крестьянин в телегу вместо вола. Вола-то его волк задрал! Вот и заставил он мою пчелу телегу с хворостом тащить! «Эй, добрый человек! — закричал я. — Зачем ты мою пчелу в телегу запряг?! Ну-ка, выпрягай ее скорее!»
Послушался крестьянин, слова дурного не вымолвил. Видно, боялся, что достанется ему! Ну, взял я пчелу и вижу: натерли постромки ей рану на спине. Присыпал рану землей, и рана тут же зажила.
Увидал батюшка пчелу, до того обрадовался. И говорит:
«Расскажи-ка, что ты на небе и в аду видел». — «Ну и диковин я там насмотрелся, — сказал я. — Поглядел бы ты, какие на небе порядки! Крестьяне за длинными столами сидят да сладкое вино попивают. Ну, а в аду помещики разгуливают, и черт их на вертеле по очереди поджаривает».
Не выдержал тут помещик и как закричит:
— Врешь! Врешь!
— Этого только мне и надо! — расхохотался крестьянин. — Значит, вороные — мои!
Досталась крестьянину упряжка помещичьих коней. А помещику пришлось самому в карету впрягаться и ее на себе домой тащить.
Девица у колодца
ила-была на свете старушка. Жила она в маленьком домике в горной глуши, пасла на вересковой пустоши гусей и, как могла, кормилась. А ту глухомань со всех сторон лес обступал. Каждое утро брала старушка клюку и ковыляла в лес. В ее-то годы трудилась она там не покладая рук: траву для гусей косила, дикие груши да яблоки для себя собирала. Возвращалась старушка всегда с тяжелой ношей за плечами. Люди только диву давались: как это
