в кустах пташки запели. То-то красота!
У девицы сердце от радости так и затрепетало. Подошел к ней юноша, и захотелось ей невестой его назваться, но тут вдруг увидела она свой замок, и показался он ей до того старым, до того неказистым рядом с дивным садом и с драгоценным колодцем. Вот она и говорит:
— Хорош этот сад. Только есть у меня еще одно желанье: хочу я вместо старого замка новый, да не простой, а весь из рубинов и жемчугов. Тогда пойду за тебя замуж.
Рассказал юноша своей матушке, чего девица от него требует. Разгневалась волшебница, палочкой своей взмахнула, и в один миг прекрасный сад как сквозь землю провалился. Вокруг снова дикие лесные заросли поднялись. И колодец вновь лесным родником стал.
Каждый вечер к лесному роднику прекрасная девица приходила, в тоске суженого своего ждала. Но он так и не вернулся. Поняла она: прихоти до добра не доведут. И если девица еще от тоски не умерла, так и поныне сидит у колодца, все ждет его. Только вряд ли дождется!
Домовые
ил-был сапожник. Работящий он был, мастер хоть куда. Но пришли тяжелые времена, и так сапожник обеднел, что осталось у него кожи всего на одну-единственную пару башмаков.
Однажды вечером скроил он из остатков кожи башмаки, а утром собирался их сшить. Совесть его не мучила, лег он в постель и спокойно уснул.
Наутро собрался было сапожник за работу сесть. Глядь — стоят на столе два башмака из кожи, которые он вчера вечером скроил! Новехоньких, только-только сшитых! Подивился сапожник, не знает, что и думать. Взял он в руки башмаки, стал их рассматривать. До того ладно были они сшиты, ни один шовчик нигде не покривился. По всему видно: рука мастера их сработала.
Вскоре к сапожнику покупатель явился. Так ему башмаки по ноге пришлись, что дал он за них хорошую цену. Сапожник на эти деньги кожи еще на две пары башмаков купил. Скроил он их с вечера, а поутру собирался за шитье взяться. Но и на этот раз не пришлось ему башмаки шить. Встал он, видит — башмаки уже готовы.
И покупатели не заставили себя ждать. Заплатили они сапожнику столько, что он на эти деньги кожи еще на четыре пары башмаков купил. Скроил мастер башмаки, а утром смотрит — уже четыре пары готовы. Так с тех пор и повелось. Скроит он с вечера башмаки, утром они готовые стоят. Был теперь у сапожника верный кусок хлеба, стал он жить в достатке.
Однажды вечером, под самый Новый год, собрался мастер спать ложиться и говорит жене:
— Что, если нам нынче ночью не ложиться да поглядеть, кто нам так помогает?
А жена его любопытная была. Зажгла она свечу, на стол ее поставила, сама же с мужем в углу горницы за платьями спряталась. И стали они караулить.
Только полночь пробило, выскочили откуда ни возьмись два пригожих маленьких голеньких человечка, уселись на столе, раскроенную кожу к себе придвинули и стали тачать. Крохотные их пальчики так и бегают, так и бегают; то ловко да быстро иглой работают, то молотком стучат. Дивятся сапожник с женой, глаз от человечков отвести не могут. Ни минутки те не передохнули, пока башмаки не сшили. Стоят башмаки на столе, красуются. Вскочили вдруг человечки и исчезли неизвестно куда.
На другое утро жена и говорит:
— Человечки эти, верно, домовые. Они нам разбогатеть помогли. Надо бы их за доброту отблагодарить. Знаешь что, сошью-ка я им рубашечки, кафтанчики, безрукавки и штанишки. И каждому по паре чулочек свяжу. Ты же им по паре башмачков стачай, вот и приоденем их.
Муж ей в ответ:
— Хорошее дело придумала.
К вечеру у них все было готово. Положили сапожник с женой на стол вместо раскроенной кожи подарки, а сами спрятались. Хотелось им поглядеть, как домовые подарки примут.
В полночь откуда ни возьмись выскочили домовые и собрались тотчас за работу приняться. Но никакой раскроенной кожи на столе не нашлось. Зато видят — лежит там одежка разная, башмачки. Подивились домовые, а потом так обрадовались, сами не свои от счастья стали! Сапожник с женой оглянуться не успели, как натянули они на себя чулочки да башмачки, рубашечки да штанишки, жилетики да кафтанчики и запели:
Ну разве не пригожи мы в нарядах даровых?
Никто не скажет «голые» теперь про домовых.
Стали домовые словно дети играть, веселиться и плясать. Потом поклонились в пояс и сказали:
— Спасибо этому дому, пойдем помогать другому.
Выскочили во двор и исчезли. Только их и видели. Ни разу больше не приходили. Однако зажил с тех пор сапожник припеваючи. И до конца дней своих домовых добром поминал.
Как подмастерье девяносто девять гульденов добыл
ришел однажды молодой парень к сапожнику в подмастерья наниматься.
— Много вас тут таких ходит, — говорит мастер. — На словах сапожники хоть куда, а как до дела дойдет, ничего не умеете.
— Испытай меня, — просит парень.
— Ладно, — согласился сапожник, — поглядим, умеешь ли ты сапоги тачать.
Сшил парень сапоги — загляденье. Обрадовался мастер и говорит:
— Работа у тебя спорится.
Ударили они по рукам, и нанял сапожник парня в подмастерья.
Вечером показал ему мастер каморку под самой крышей, где тот будет жить. Вошел подмастерье в каморку и дверь за собой запер. Разобрало сапожника любопытство, стал он в замочную скважину подсматривать. И видит — встал парень на колени, поклонился и говорит:
— Ну, господи, скажешь наконец, сколько мне еще молиться? Молюсь, молюсь, а все без толку. Никак у тебя девяносто девять гульденов не выпросить!
Сказал, поднялся с пола и спать лег. Мастер к себе пошел.
На другой вечер подглядел сапожник снова, как подмастерье на коленях стоит, кланяется, с богом беседует.
— Ну, господи, скажешь наконец, когда я от тебя сто гульденов получу?!
Решил сапожник с парнем шутку сыграть. Влез он на другой день на крышу и пробил дырку прямо в каморку, где подмастерье жил. Вечером снова слышит, как подмастерье у бога деньги просит. Взял тогда мастер кошелек, вышитый жемчугом, положил туда девяносто девять гульденов и опустил его в дырку. Упал кошелек на пол, а подмастерье и говорит:
—
