добавила уверенно: – Еды тоже нет, всё съели. Есть бочонок кислого эля и вчерашний пирог с рыбой. Надо?
Главный «лесоруб» положил было заскорузлую ладонь на рукоять топора, но тут хозяйка угрожающе сощурила глаза – зелёные-зелёные, настолько яркие, что они едва ли не пылали в полумраке, пристукнула каблучком по полу… И мужчина как-то разом стушевался.
– Надо, – проблеял он, опустив косматую голову; нос и рот у него почти терялись в буйстве усов и бороды. – Скок с нас, хозяюшка?
Когда предводитель расплатился гостью мелких монет, вся компания двинулась к дальнему столу. Джек выдохнул было – неужели пронесло?..
…и почти сразу подпрыгнул от гневного рёва:
– Кто-кто смерррдит? У, бабья рррожа!
«Лесорубы» сгрудились в самом центре зала, точно по пути на невидимую стену налетели. Там за столом сидел одухотворённого вида кудрявый старец в долгополых коричневых одеяниях, напоминающий не то монаха, не то оркестранта, но злополучную реплику насчёт запаха кинул явно не он. «Бабья рожа» была надёжно скрыта под глубоким капюшоном бархатистого чёрного плаща с серебристой вышивкой по краю. Желанием общаться с ароматной компанией она тоже не горела и почти сразу же отвернулась обратно к столу, на котором стояла белая фарфоровая чашка с чаем, точь-в-точь такая же, как у брадобрея в лавке. На блюде рядом лежало несколько яблок и горсть кислых ягод: черника, рыжая облепиха, клюква, даже немного тёрна. Кем бы ни была загадочная незнакомка, завидным аппетитом она похвастаться не могла… Сдержанностью, впрочем, тоже.
Что она ответила «лесорубам», Джек мог только догадываться, но совершенно точно ничего хорошего.
– Ах ты, дрянь!
«Дело плохо», – пронеслось в голове.
И тут же – за мгновение до того как «лесоруб» отвесил незнакомке в плаще оплеуху – чей-то голос громко спросил:
– Ребятки, это не у вас монетка выкатилась?
А спустя ещё секунду Джек осознал, что голос-то принадлежит ему.
«Ладно, – подумал он, леденея. – Как-нибудь выкручусь».
За тем, как расплачивались «лесорубы», он наблюдал вполглаза, но всё же обратил внимание на то, что в ходу у них были в основном медяки. Наёмники из Захолмья, конечно, деньгами тоже не сорили, но выглядели в целом побогаче – и амуниция у них тоже была получше… Сложив два и два, Джек мысленно выругался и потянулся к кошельку за своим козырем.
За золотой монетой.
Звякнул металл – и словно бы солнце осияло скромный зал «Доброй келпи».
Глаза у предводителя бородатой компании округлились настолько, что даже стали более-менее заметными на лице, а рот раскрылся сам собою. Заворожённо следя за золотой монетой, предводитель позволил снисходительно похлопать себя по плечу и чуть склонил голову, когда Джек продолжил:
– Тут в двух улицах отсюда есть чудесный трактир с большим выбором мяса и вина. Как раз для таких славных парней, как вы, ребята! Почему бы вам не прогулять эту монету там? – с намёком подмигнул он, стараясь выглядеть одновременно и дружелюбным, и хотя бы вполовину таким угрожающим, как хозяйка. Судя по тому, как сглотнул «лесоруб», вроде получилось. – Какая разница, что сказала дама? Сердце должно уметь прощать! Ну же, ступайте! Навстречу вину и мясу, м-м? – и для наглядности он повёл монетой в сторону дверей.
Вероятно, грубить худощавой незнакомке в плаще было приятнее и спокойнее, чем подозрительному рыжему верзиле при деньгах, потому что бородач молча сграбастал золото, отрывисто кивнул и двинулся к выходу, а за ним и вся компания. Уже снаружи они торжествующе взревели, загоготали – и, к всеобщему облегчению, и впрямь отправились куда-то дальше по улице.
Джек машинально ощупал изрядно отощавший за день кошель – и плюхнулся на лавку рядом с незнакомкой.
Сердце у него колотилось чересчур часто для простой кабацкой перебранки.
«Ну что же, – подумал он отрешённо. – Что легко пришло, легко и ушло».
Кудрявый старец, сидевший за тем же столом, стёк на пол вместе со своей кружкой эля и ползком откочевал в самый дальний угол. Пока немногочисленная оставшаяся публика постепенно оживала, а подавальщицы распахивали окна, чтобы выветрить гадкий запах, из-за стойки выбралась хозяйка и выставила на стол перед Джеком пузатую бутыль вина и миску с ветчиной, нарезанной крупными пластами.
– Для аппетита. В подарок, за так, – пояснила она коротко. И вдруг улыбнулась зубасто: – Была у меня сеструня, там, в большом мире, чуть что не по ней – так она копытом в челюсть, ей-ей; а у ней был друг, хороший парень, добрый. И уж больно ты мне его напомнил! – добавила она и неожиданно потрепала его по волосам.
Рука у хозяйки и впрямь ощущалась тяжёлой, словно весила тонну, и очень жёсткой – прямо как упомянутое копыто.
– Э-э… Спасибо? – не нашёлся он, что ответить.
Вино оказалось сладким и довольно крепким. И сразу ударяло в голову, что, впрочем, сейчас было только кстати… После третьего, что ли, глотка Джек сообразил, что до сих пор сидит за чужим столом, и виновато обернулся к незнакомке:
– Ты уж прости, что я вмешался. Само как-то вышло, я и не подумал… Сейчас отдохну немного и уйду.
Из глубин капюшона послышался тихий смешок. А потом незнакомка заговорила, и голос у неё был чисто мужской, немного севший, но до боли знакомый:
– Да, думать – не твоя сильная сторона… Да куда ты, сиди! – добавил Сирил досадливо – и наконец откинул капюшон.
Резко захотелось вылить в себя всю остальную бутылку, а лучше две.
Джек сглотнул и плюхнулся обратно на лавку; сердце продолжало частить, но сейчас у него, по крайней мере, было серьёзное оправдание. Хоть заколдованного арбалета, ножа из драконьей чешуи и других смертоносных даров видно не было, как-то не оставалось ни малейших сомнений, что Сирилу далеко тянуться за оружием не надо.
«И почему каждый раз со мной происходит что-то вот такое?» – с тоской подумал Джек. А вслух произнёс, безуспешно пытаясь спасти положение:
– Насчёт дамы, э-э…
– Он назвал меня «бабьей рожей», а ещё у меня плащ в пол и астеническое сложение, – поморщился Сирил, не позволив ему даже договорить. – Я бы и сам перепутал. Помолчи и, ради всего святого, убери подальше ветчину. Воняет.
Даже для Джека с его тонким обонянием ветчина казалась вполне свежей и пахла аппетитно. Но потом он сопоставил синяки под глазами у Сирила, чуть впалые щёки, потрескавшиеся
