И любопытство разбирало — с чего бы этот сноб решил зазвать его на дачу да еще угостить каким-то сверхъестественным напитком? Не иначе как требуется помощь.
К Корнилову по старой памяти иногда обращались друзья с просьбой «отрегулировать» отношения с представителями закона, забывая, что генерал-то он уже отставной. Но кому-то из просителей удавалось помочь — вызволить водительские права, несправедливо отобранные за мелкое нарушение, организовать розыск похищенной машины. А зачем понадобилось известному журналисту обращаться к отставному генералу милиции? У него наверняка прекрасные связи с действующими чиновниками! Вот и вчера он вернулся из поездки в Лондон с председателем фонда «Эль Ренессанс», одним из бывших столпов города.
Пока они шли к даче, Творожников все-таки успел задать свой дежурный вопрос:
— Ну как ваши яблони, Игорь Васильевич? Плодоносят? — хотя только что стоял под одной из них, раскидистой китайкой, увешанной маленькими румяными яблочками.
— Плодоносят, Болеслав Иванович.
В большой гостиной на первом этаже было сумрачно и сыро, несмотря на жаркий солнечный день. Дом стоял среди сосен и даже в полдень оставался в тени. Но в камине ярким ровным пламенем горели ольховые поленья, и Корнилов, усевшись в большое кожаное кресло напротив огня, почувствовал себя уютно.
— Со льдом? С содовой? — спросил хозяин, появившись из соседней комнаты с подносом, на котором красовалась большая бутылка с незнакомой генералу этикеткой, пара стаканов, лед и бутылочка швепса.
— В чистом виде.
— Правильно! Не будем портить напиток, — обрадовался Творожников.
Виски, и правда, оказалось удивительно мягким и ароматным. А когда Игорь Васильевич поднимал стакан и смотрел через него на огонь, напиток казался темно-янтарным, пронизанным красноватыми молниями.
— Вот черти! Умеют варить амброзию! — восторгался Болеслав Иванович. — Но только для себя! К нам шлют что подешевле — «Балантайнз» да «Тичерз».
Корнилов, чтобы не обидеть хозяина, согласно кивал головой, а сам украдкой поглядел на две бутылки «Арманьяка», красовавшиеся на каминной доске. Виски было для него непривычно. Правда, после второй порции он почувствовал, что у напитка тонкий терпкий вкус и замечательный аромат, и перестал обращать внимание на коньяк.
— Как вам понравился вчерашний выпад НТВ против премьера? — наверное, хозяин решил подойти к своим проблемам издалека и начал с политики.
— Да? Был выпад? — притворно удивился Корнилов и рассмеялся. Чтобы удачно притворяться, ему надо было много выпить. А такое случалось с ним редко. — Шучу. В такой день, да за такой бутылкой грех вспоминать политиков.
Ему не хотелось сейчас говорить о том, что с некоторых пор он не верит даже прогнозам погоды, которые передают по НТВ. А вот дикторам вечерних новостей этого канала Корнилов симпатизировал и даже сочувствовал им. Жалел за то, что иногда им приходится — по службе — нести явную лабуду.
— Да куда от нее денешься, от этой политики? — усмехнулся Творожников. — Сколько раз давал себе зарок: приехал на дачу — о политике ни слова. Так нет — бес путает. А ведь здесь отдыхаешь душой, отмякаешь. Помните у Блока:
И так бывало забудешь, что дни идут,
И так бывало простишь, кто горд и зол,
И видишь — тучи вдали встают,
И слушаешь песни окрестных сел…
Прекрасно, когда на душе мир и покой. Правда?
— Точно! — подтвердил Корнилов. Но видел, чувствовал, что до мира и покоя душе Болеслава Ивановича ой как далеко! Глаза у него по-прежнему поблескивали холодно и сердито.
— Кстати, Игорь Васильевич, вам не икалось в последние дни? Председатель фонда несколько раз заводил разговор о вашей персоне. Правда, правда! А когда я сказал ему, что генерал Корнилов — мой сосед по даче, председатель наговорил столько комплиментов в ваш адрес! — Творожников с минуту молчал, ожидая ответной реакции собеседника, и пристально вглядывался в его лицо. Корнилову даже почудилось, что он физически ощущает его взгляд.
Наконец Творожников прервал молчание:
— Я могу рассчитывать на вашу сдержанность?
— Служба научила быть сдержанным.
Творожников рассмеялся:
— Ну, положим, служба здесь ни при чем. Болтун, он и в органах правопорядка болтун. Это вы знаете не хуже меня. Так же как я знаю, что генерал Корнилов — человек замкнутый и скрытный. Я так думаю — не служба вас научила. Это ваше природное качество. И родители помогли. — Он опять засмеялся. — Простите, а я, наверное, кажусь вам болтуном. Перехожу к делу! Председатель сказал, что пора вас вернуть в действующие ряды. Это его выражение — действующие ряды.
— Неужели он не знает, сколько мне лет?
— Все-то он знает. И не о милиции речь. Скоро выборы в городское собрание…
Корнилов улыбнулся.
— Не улыбайтесь. Председатель вернется в политику. И возглавит собрание.
— Как говорится на Руси: Бог в помощь. Но мы опять ударились в политику. Давайте расслабляться. Слушать «песни окрестных сел». — Он с удовольствием сделал большой глоток виски и почувствовал легкое приятное головокружение. — А виски и вправду ничего себе! Амброзия!
— Песни окрестных сел — пьяные песни! — зло сказал Творожников. И одним духом выпил полстакана виски. Игорь Васильевич с сожалением подумал: «Как воду хлестанул свой хваленый эликсир! Даже вкуса не почувствовал. Куда же это годится — мешать алкоголь с политикой!»
Наверное, хозяин и сам понял свою оплошность — он налил еще виски Корнилову и себе, но понемногу, и сделал несколько маленьких глотков.
— В новом городском собрании будет нужен опытный и мудрый руководитель комитета по законности и правопорядку. У Горбулиса вы идете первым номером. С завтрашнего дня он включает вас в свой штат. И за работу!
Творожников впервые назвал фамилию председателя фонда.
— Я благодарен ему за память, — серьезно сказал Корнилов. — За веру в мои способности. Но время упущено. Мне шестьдесят пять. О какой политике можно говорить? Да и не по душе мне весь этот свинарник.
— А вы человек упертый, Игорь Васильевич, — журналист осуждающе покачал головой. — Отказываетесь от такой перспективы! И я подозреваю: ссылки на возраст — благовидный предлог. — Он опять машинально поднес стакан с виски ко рту, но вовремя спохватился — сделал лишь маленький глоток. — Упертый, упертый! — повторил он задумчиво.
Корнилову показалось, что Болеслав Иванович не знает, о чем еще говорить со своим гостем, и лихорадочно ищет выход. Но Творожников был стреляным воробьем и к серьезным разговорам готовился основательно.
— Вы давно не были за границей? — спросил он, как показалось Корнилову, круто меняя тему разговора.
— Лет десять.
— Через три дня в Австрию отправляется группа депутатов изучать практику борьбы с правонарушениями, петитенциарную систему. Мы включили вас в состав группы. Как эксперта.
— Но ведь я… — Корнилов хотел сказать, что не собирается входить ни в какие штабы и
