стоит ли ради такой малости подымать целый хирд? Скажи, что я готов сразиться один на один. Кто победит, того и вода.
Простодушный тихонько спросил:
— Стоит ли? Думается, того он и ждет.
— А что, лучше хирд на хирд? Или сбежать, поджав хвост? — огрызнулся я.
Я размотал тряпку, прикрывающую лицо, скинул плотный плащ и взял топор. Щит остался там, с ульверами, да я все равно бы не стал его брать, против хельта он не выстоит.
— Он согласен, — ответил Милий.
Фагр тоже скинул ненужные тряпки, вытащил из ножен прямой меч с едва заметной гардой, крикнул что-то своим людям и зашагал ко мне. Он не стал ни обговаривать условия, ни насмешничать надо мной, а сразу поднял меч и напал.
Вот теперь я понял, что пытался сделать Феликс во время боя с Хальфсеном, только сейчас все эти неуклюжие выпады, хитрые, но угадываемые удары и неловкие прыжки обрели смысл. Я тут же пожалел, что не послал за щитом. Фагр был быстр, ловок и умел, бил сильно, и одним топором от него не отмашешься. Что-то я отбивал, от чего-то уклонялся, но пару раз он меня зацепил, порезал плечо и бедро. Словно я снова сражался с Гачаем, только этот фагр не болтал почем зря и не щадил соперника.
Может, пробудить дар?
Но стоило только задуматься об этом, как бой закончился. Округлое острие меча прижалось к моей шее. Одно движение — и мое горло будет перерезано.
Фагр внезапно рассмеялся, убрал спафий и что-то сказал.
— Он говорит, что уйдет отсюда завтра, а вода через пару дней вернется. Говорит, что ты храбр, раз отважился сразиться с самим Клетусом Кидонесом.
Позади ахнул Феликс, да и сам Милий выглядел удивленным.
Я молча кивнул, развернулся и пошел к ульверам. Рассказать, что придется проторчать здесь несколько дней и допивать остатки после чужого хирда.
— Нет ничего постыдного в том, чтоб проиграть Клетусу, — поспешил утешить меня Милий. — Это же один из лучших воинов Гульборга. Он много раз бился на арене с тварями и людьми.
Пистос тоже взволнованно защебетал.
— Феликс говорит, что Клетус давно собирает воинов, учит их и часто охотится на тварей. В Гульборге его опасаются и избегают, хоть он и из благородного рода.
— Но фаграм же запрещено держать много воинов, — вспомнил я.
— Клетус отказался быть наследником отца и стал вольным воином, собрал свой хирд и вроде как живет сам, — выслушав Пистоса, сказал Милий.
— «Вроде как»? — приподнял бровь Простодушный.
— Вроде как. Потому что отец давал ему деньги, подарил поместье за городом через третьи руки, да и сейчас не забывает о сыне. Феликс прежде никогда не разговаривал с Клетусом, зато дружил с его младшим братом Леонтисом, потому немного знает об их семье.
— И насколько же силен этот Клетус? — спросил я, ощущая, как горят порезы.
— Очень силен. И поговаривают, что Бог-Солнце наделил его каким-то боевым даром.
— Не в силу, — потер я рану на плече. — И не таким, как у Альрика. Может, как у Квигульва, только в меч? Милий, Клетус хорош только с мечом?
Раб поспрашивал у нашего благородного и ответил:
— Он выступал на арене и как погонщик колесницы, и как стрелок, и как копейщик. В последний раз вообще не вступал в бой, лишь отдавал команды своему отряду.
Мы переглянулись с Простодушным. Может, у Клетуса что-то вроде моего дара, и он использует умения своих воинов? Но даже если и так, я слишком быстро ему проиграл. Рунами мы с ним почти равны, у него всего-то на одну больше. Неужто все дело в умении? Был бы у меня с собой щит, тогда бы мы посмотрели, кто кого.
Мы переночевали неподалеку от входа в ущелье, а утром хирд Клетуса ушел. Ульверы проводили завистливыми взглядами его тяжело нагруженных верблюдов, наши-то до сих пор ходили налегке, потом мы вошли в ущелье лишь для того, чтобы полюбоваться на влажную грязь на дне глубокой ямы.
— Это и есть вода? — спросил я у пустынников.
Те заверили меня, что надо лишь подождать, мол, в пустыне бывают такие места, где вода накапливается в течение седмиц и даже месяцев, а тут всего-то пара дней. Можно сказать, что тут вода бьет ключом.
Впрочем, сейчас я больше думал о том, что делать с договором с Пистосом. Ерсус по всем местам нас уже провел, дальше нужно либо ворочаться, либо искать тварей самим. Я же не особо понимал, как пустынники различают пути, для меня везде один и тот же камень, везде песок. В море-то мы ходим по приметам, мол, от северного края острова с кривой скалой по попутному ветру плыть на восток день, противу ветра — два дня, там слева должен показаться другой остров с одинокой сосной, ну и дальше также. А тут как?
Это ущелье хоть как-то приметно, но я отсюда никак не смогу привести хирд в город, к тому же мы шли не напрямик, а кружили от места к месту.
Так сможем ли мы отыскать тварей? Это все равно, что в море ловить одну-единственную рыбу, особенно без Рыбака.
Вечером я созвал всех ульверов и спросил, что думают они. Первым поднялся Вепрь:
— Скажу не только за себя, но и за других. Застоялись мы. Давно уже в хускарлах ходим, хотим хельтами стать. Пусть тут и жарко, как у Мамира в котле, зато твари простые и ходят не кучно, и сердца у нас есть. Да и тебе, Кай, уже невместно на десятой руне сидеть, когда хирдманы с тобой вровень.
— Значит, не за золотом, а за силой идем? — спросил я еще раз, оглядывая хирд.
Никто не отвел взгляда. Никто не сказал слова против.
— Милий, вызнай у пустынников, где тут твари водятся. Уж они-то всяко должны знать. Скажи, что мы берем и тех, что за пятнадцатую руну перевалили, но только чтоб одиночные.
— Кхалед спрашивает, в чем его выгода.
— А что ему надо?
— Золото и кой-чего из тварей, что он сам выберет. Но не сердца, сердца им не нужны.
— Пусть. Скажи, мы согласны.
* * *
Через два дня на дне ямы заблестела первая лужица воды, но чтобы напоить верблюдов, нам пришлось ждать еще несколько дней. Потом мы снова наполнили бурдюки и двинулись вслед за
