На развернувшейся вокруг Югурты политической драме римляне смогли сосредоточиться благодаря тому, что ситуация на северных рубежах оставалась относительно спокойной. На границе с Македонией царила тишина, а кимвры после битвы при Норее отбыли в неизвестном направлении. Но через четыре года после той первоначальной стычки их племя появилось вновь. По всей видимости, постоянный дом им отыскать так и не удалось, поэтому теперь они двигались на юг по долине Роны, вновь готовые попытать счастья на юге Галлии.
С учетом того, что Метелл отбыл в Нумидию, сенат приказал собрать все остававшиеся в Италии силы его коллеге Марку Юлию Силану. Но поскольку Метелл, набирая перед этим воинов в Нумидию, в особом порядке отменил многие ограничения, в распоряжении Силана для мобилизации теперь оказалось еще меньше человеческих ресурсов. Тем не менее, консулу все же удалось призвать в легионы последних доходяг и повести их за собой маршем через Альпы. Пока противоборствующие стороны готовились вступить в схватку, в Рим прибыло небольшое кимврское посольство, заявив, что «народу Марса надо дать им какую-нибудь территорию, а затем использовать их руки и оружие как заблагорассудится»[134]. Удовлетворять это требование сенат отказался – Рим заключал договоры с поверженным врагом, но никак не с дерзкими, непокорными племенами.
Когда кимвры получили этот ответ, Силан посоветовал им двигаться дальше своей дорогой, но это привело к сражению. Его подробности остались неизвестны, но зато известен результат: северное племя и на этот раз сокрушило легионы. Потери были просто огромны. «Погибло множество народа, одни горевали о сыновьях, другие о братьях; дети, оставшиеся сиротами, оплакивали потерю отца и разорение Италии; и большое число женщин, лишившихся мужей, превратились в безутешных вдов»[135]. Но помимо всех этих человеческих страданий, победа кимвров означала, что путь в Италию им был теперь открыт.
Но племя, как и раньше, не проявило интереса к ее разорению. Поскольку теперь они стали главной силой в центре и на юге Галлии, их новая задача, вероятнее всего, сводилась к тому, чтобы сдерживать римлян, не выпуская их за пределы Апеннинского полуострова. Одержанные ими победы наверняка коренным образом изменили политическую ситуацию в регионе. Теперь, в присутствии нового игрока, обладающего гораздо большими способностями к устрашению, многие союзники Рима в Галлии разорвали с ним договоры.
Узнав о провале Силана, городской плебс в Риме пришел в ужас. В Нумидии тоже не произошло ничего такого, что могло бы отвлечь их от угрозы, которая нависла со стороны кимвров. Решение Метелла приступить к более методичному укрощению Нумидии с точки зрения воинского искусства выглядело здравым, но при этом еще больше укрепляло всеобщую убежденность в том, что римские аристократы в Нумидии лишь тянут время. И хотя Метелл в действительности даже не думал ни о каких заминках, по его имиджу в Риме все равно был нанесен удар.
В конце 109 г. до н. э. Метелл разбил свою армию на небольшие отряды и отправил их уничтожать местные общины, сохранившие верность Югурте. Когда они показали несколько безжалостных примеров, местное население стало сдаваться при первом же появлении римлян. Стараясь выиграть эту войну на устрашение, Югурта решил прибегнуть к тактике партизан. Распустив своих солдат из числа крестьян по домам, он оставил при себе лучшую кавалерию и следовал за легионами по пятам, куда бы они ни направлялись, нарушая пути сообщения и снабжения, уничтожая отдельные подразделения каждый раз, когда те слишком сильно отрывались от основных сил. Кроме того, они, предугадывая путь следования римлян, опережали их, разоряли пригодные для выпаса лошадей поля и сыпали яд во все мыслимые источники питьевой воды.
Но когда недели сменились месяцами, обитатели Нумидии, уставшие от двух армий, попеременно им досаждавших, обвинили Югурту в развязывании войны с римлянами. Метелл тут же попытался обратить их негодование в свою пользу и начал тайные переговоры с верным служителем нумидийского царя Бомилькаром, который в последний раз заявил о себе в Риме во время подготовки убийства Массивы. Когда на него надавили, чередуя взятки и угрозы, Бомилькар согласился убедить Югурту сдаться. По возвращении с этого тайного свидания он нарисовал царю зловещую картину: римляне вот-вот победят. Страна лежит в руинах. Народ страдает. Пришла пора сдаться ради блага всей Нумидии. Услышав от близкого друга эти слова, Югурта уступил, признал свое поражение и послал к Метеллу гонца для выяснения условий капитуляции.
По убеждению Метелла, Югурта был обязан понести заслуженное наказание, и ничего другого он допустить не мог. Его следовало лишить всех богатств и средств для продолжения войны. Царю надлежало немедленно доставить «двести тысяч фунтов серебра, всех его слонов, значительное количество лошадей и оружия»[136]. Но после того как вокруг него стал сгущаться мрак, присущий Югурте инстинкт выживания вновь пробудился к жизни. Когда Метелл приказал царю явиться к нему лично, тот отказался. Проигнорировав еще один приказ сдаться, отданный в виде последнего предупреждения, он бежал и укрылся в глубине нумидийской территории, подальше от римлян. В этой глуши и уединении у него будет возможность тщательно продумать и спланировать свое возвращение.
Метелл хоть и огорчился, что его план завершить войну сорвался в самую последнюю минуту, но точно знал, что значительно ослабил Югурту. Кроме того, немного погодя он с радостью узнал, что сенат продлил срок его полномочий и теперь у него будет еще год, чтобы поймать неуловимого царя. Но пока он сосредоточил свои усилия на Югурте, в его собственных рядах назревала гораздо более серьезная угроза.
В консулы Гай Марий метил всегда. Хотя его политическая карьера и двигалась по извилистому пути, он чувствовал, что получить в один прекрасный день эту высокую должность ему предначертано судьбой. Теперь он приближался к пятидесятилетнему рубежу и по-прежнему лелеял властные амбиции. Марк был убежден: дай ему шанс затмить погрязших в трясине оптиматов, он сразу станет самым могущественным человеком в Риме.
Год борьбы бок о бок с Метеллом напомнил всем, что Марий прекрасный солдат, пользующийся популярностью у подчиненных. Он не скупился при дележе трофеев, не избегал компании рядовых легионеров и не избегал тяжкого солдатского труда, когда легионы разбивали лагерь. «Для римских солдат самое приятное – видеть, как полководец у них на глазах ест тот же хлеб и спит на простой подстилке или с ними вместе копает ров и ставит частокол. Воины восхищаются больше всего не теми вождями, что раздают почести и деньги, а теми, кто делит с ними труды и опасности»[137]. Тип именно такого лидера и воплощал собой Марий.
В начале 108 г. до н. э. он по каким-то своим делам отправился в портовый город Утику и принес несколько необходимых жертв богам. Во время одного из таких ритуалов он попросил пророчицу вкратце описать его жизненную ситуацию. Та предсказала, что «его ждет удивительная карьера», а затем призвала «и дальше верить в богов, всегда выполнять задуманное и при каждой возможности подвергать испытанию судьбу»[138]. На тот момент у него на уме было только одно, поэтому посыл богов прозвучал яснее ясного. Марий решил по возвращении в лагерь легионеров попросить Метелла дать ему отпуск, чтобы поехать в Рим и выставить свою кандидатуру на выборах консула.
