кричала человеческими словами, но ведь, разговаривая с Айвой, она тоже думала, будто говорит, как обычно. Она повернулась к тёте Астрид, нахмурившись, и та положила руку ей на плечо.
– Как я уже сказала, Азиэль приходит и уходит, когда ему заблагорассудится. Может, ему не понравилось, что его призвали.
– Может, он как Корделия, – ухмыльнулся Дэш. – И не любит, когда его будят.
Корделия сердито сверкнула глазами на брата и ткнула его в плечо, но было видно, что в действительности она не злится. Она повернулась к Ларкин и открыла рот, чтобы заговорить, но не успела ничего сказать, её взгляд переместился на что-то над плечом Ларкин, и глаза расширились.
– Ларк… – проговорила она, и Ларкин повернулась, чтобы посмотреть, что же привлекло внимание подруги.
Море начало бурлить сильнее, волны пенились и разбивались о берег и причал, обдавая их брызгами. Вдалеке над волнами промелькнула золотистая полоска и исчезла. Мгновение спустя она вновь появилась, уже чуть ближе, и Ларкин на миг различила мерцание чешуи.
– А, вот и он, – промолвила тётя Астрид. – Я так и надеялась, что его любопытство победит.
Топилиск подплывал всё ближе и ближе, пока его золотистая голова наконец не вынырнула из воды прямо перед причалом, обдав Ларкин брызгами.
Когда Ларкин прежде слышала рассказы о топилиске, она всегда представляла себе огромную змею, но это оказалось не совсем верно. Это существо действительно было отчасти похоже на змею: длинное тело, едва заметное под водой, переходило в тонкий раздвоенный хвост, который торчал над волнами. Но голова его больше напоминала изображение какого-нибудь динозавра в её школьных учебниках: оскаленные острые зубы, большие чёрные глаза и ряд заострённых гребней, которые шли ото лба вдоль по спине. Издалека его чешуя казалась золотой, но теперь, когда он подплыл ближе, Ларкин увидела, что тело у топилиска разноцветное, оно переливается радугой и отражает свет.
Он смотрел на неё тёмными глазами, и у Ларкин возникло ощущение, будто он её оценивает. Она выпрямилась во весь рост, хотя рядом с ним всё равно чувствовала себя крошечной.
– Здравствуй, – сказала она, стараясь, чтобы в её голосе не прозвучал тот страх, который она испытывала. Она видела, что топилиск может без труда распахнуть пасть и проглотить её целиком. Вместо этого он склонил голову набок и продолжил рассматривать её.
– Что мне сказать? – прошептала она тёте Астрид, и та оглянулась на остальных, потом сказала:
– У Корделии был важный вопрос. Тебе стоит начать с него.
– У меня? – переспросила Корделия, нахмурившись. – Ах да! О проклятии. Я хотела узнать, действительно ли оно теперь снято.
Хотя Ларкин и говорила Корделии, что Топи исцеляются, в действительности она не знала этого наверняка. Но она спросила у Азиэля.
С минуту топилиск моргал, переводя взгляд тёмных глаз с Ларкина на остальных. Он заговорил без единого звука, даже не открывая рта, но Ларкин услышала его слова в своём сознании, отчётливо и ясно, и передала их остальным.
– Более десяти лет назад один человек пришёл сюда с холодного севера в поисках нового дома для себя и своих друзей, – перевела она и помолчала, потом добавила от себя: – Я думаю, он говорит об Озирисе.
Топилиск склонил голову – Ларкин показалось, что он кивнул, – после чего его слова снова возникли у неё в голове.
– Он отважился ступить на дикие земли, и выжил, несмотря на трюки мангровых корней, коварные песни болотниц, нападения диких дракодилов и многое другое. – Ларкин снова сделала паузу. – Азиэль говорит, что это он указывал Озирису путь.
– Как в папиной истории! – воскликнул Дэш. Корделия шикнула на него, но её глаза тоже ярко блестели. Ларкин не знала, о какой истории они говорят, но прежде чем она успела спросить, топилиск заговорил снова.
– Когда до него приходили другие люди, они стремились уничтожить этих существ, видя в них только опасность. Каждый их удар по земле и её обитателям воздавался десятикратно, а незваные гости неизменно обращались в бегство. Озирис был другим – он не боялся этой земли, даже когда она изо всех сил пыталась напугать его. Озирис научился любить эту землю, которую он назвал Топями, и земля и все её жители начали любить его в ответ, медленно, но верно.
Остальные замолчали, и сердце Ларкин забилось в такт рассказу топилиска.
– В конце концов, он привёл своих друзей, те привели своих друзей, те привели своих друзей, и люди поселились в Топях. Рождались дети, умирали старики, и воцарился мир между ними и теми существами, которые называли Топи своим домом ещё до того, как они получили это имя.
Ларкин знала, что будет дальше, чувствовала, как приближается это «но». Её горло сжалось. Она заставила себя продолжать переводить.
– Но однажды, много лет спустя, Озирис испустил последний вздох, внезапно и неожиданно. Люди горевали по нему, но горевали и другие существа, которые по-своему любили Озириса и по-своему оплакивали его, яростно и свирепо. Дикие обитатели Топей бесновались и стенали, стремясь при этом разрушить всё вокруг и самих себя, пока не появились четверо детей.
– Это мы! – воскликнул Зефир. Корделия зажала ему рот рукой, но её круглые, как листья кувшинки, глаза с неотрывным изумлением взирали на Ларкин.
– Дети тоже горевали, – продолжала Ларкин, пока Азиэль рассказывал свою историю. – Они не могли поверить, что Озирис умер насовсем. Они были рассержены этим, они были опечалены, и, как все существа Топей, временами они сами творили разрушения. Возможно, у Озириса не было достаточно времени, чтобы научить детей всему, чему он хотел, но он научил их быть умными, храбрыми и добрыми. Именно эти качества признали все живые существа, ибо именно их они так любили в Озирисе.
Ларкин почувствовала, как в горле у неё встал комок, когда она передавала эти слова, но топилиск ещё не закончил говорить. Его следующие слова скользнули по её спине, словно льдинка.
– И все же этого было недостаточно.
– Что это значит? – спросила Корделия, переводя взгляд с Ларкин на тётю Астрид, потом на топилиска и обратно.
Тётя Астрид нахмурилась, но ничего не ответила.
– Если Топи скорбят, как и мы, то они исцелятся, – сказала Ларкин топилиску. – Они уже исцеляются – как Лабиринтовое Дерево, болотницы и Айва.
Топилиск сверкнул на неё огромными тёмными глазами и без предупреждения прянул вперёд, высунув язык между зубами. Ларкин инстинктивно вскинула руки, но язык топилиска лишь лизнул её ладонь.
Перед глазами Ларкин вспыхнула радуга, и в её сознании замелькали образы. Она увидела болотниц в Соблазн-реке, собравшихся в стаю и снова поющих свою ужасную песню, их глаза были почти
