клинка травлением протянулся девиз «Мирись со смертью, неся ее». По задумке художника герой выбирал между службой королю и помощью другу. Илия кашлянул в кулак и указал на картину:
– Она называется «Оковы рыцарства». По сюжету сэр Ламель решает, остаться ли ему с сюзереном или уехать на помощь Рошану.
– Мне известно, кто такие Ламель, Рошан и автор картины, и что девиз на мече – анахронизм, – сказала Ренара раньше, чем Илия ударился в искусствоведческую лекцию.
Он удивленно и с одобрением вскинул светлые густые брови:
– Вот как? Что еще тебе известно? – спросил он.
– Это дознание?
– Попытка понять, что происходит, – не сдавался Илия, хотя и смягчил тон.
– Не знаю, что тебе сказать, – отвернулась она и поспешно исправила одно слово в обращении. – Вам.
Важная перемена в ее интонациях и поведении. Илия зацепился:
– Давай начнем с того, почему во снах ты вела себя как душевнобольная, а теперь я наблюдаю образцовую вменяемость?
Ренара засопела, она по какой-то причине не хотела обо всем снившемся говорить.
– Вы сознавали себя ребенком, сир. Я видела это и подыгрывала вам.
– Чтобы добиться моего приезда за тобой в Долину?
– Да.
– Почему ты не ушла сама? Джорна легко отпустила тебя.
– Потому что без вас она бы не дала мне выйти даже за ворота Трините.
– Тебе известны причины?
Чтобы скрыть, что нервничает, Ренара стала прохаживаться по зале.
– Мне мало говорили обо мне.
– Расскажи все, что знаешь, будь добра, – мягко попросил Илия. – Я приехал за тобой на край Абсолюта и имею право знать.
Ренара уселась в ветхое кресло, расправив светлую юбку. Она теребила верхний слой ткани в пальцах. И говорила:
– Мне известно, что я не фея. И я была единственной такой в Трините. В раннем детстве то ли мать, то ли отец зачем-то отдали меня феям. То ли меня спасли от хвори, то ли я была залогом для какой-то цели в будущем. У меня есть имя, Мэб Джорна его знает, но никогда мне не говорила. Сколько помню, меня называли только по прозвищам: лисонькой, сестрицей-лисицей и Ренарой. Я знаю мало о себе, но и эти мелочи собирала скрупулезно: кто-то проболтается, кто-то раздобрится и ответит на вопрос, кто-то обманется и решит, будто я уже знаю, тут же все и выложит.
– Почему так сложно-то? – спросив, Илия поморщился.
– Я не знаю. Мэб Джорна говорила, мое дело простое, девичье – ждать.
– Может, у тебя есть какой-то особый дар, как у фей? – предположил Илия.
– Нет дара, – уверенно отвечала Ренара. – Меня многому учили, но все это были обычные знания и умения: география, история, математика, химия, медицина, – перечисляла она, разгибая пальцы. – Этикет, риторика, домоводство, танцы, пение, игра на лире, языки – я знаю кнудский и радожский. Радожский, правда, сильно хуже.
– Блестящее образование для той, кому даже собственного имени не раскрыли, – задумался Илия.
– Феи в шатре – это все мои учителя. Пришли проститься, так сказать, – без эмоций объясняла она.
Илия взъерошил волосы и зашагал вдоль стены, всматриваясь в экспонаты, словно ища в них подсказку.
– Ренара, ты пойми меня правильно, но в Долине все случилось быстро, скомканно и без каких-либо заявлений. Ныне я пребываю в своем уме, и это больше не игра. Я желаю во всем разобраться, но хочу, чтобы и ты поняла положение… – он замялся, подбирая слова, тактичные и любезные. – Все это похоже, ну, скажем, на сватовство. Но оно им являться не может. Ты это понимаешь?
– Да.
– В качестве кого Джорна отпустила тебя со мной?
– Не знаю.
– Да во имя Истины, что со всеми не так?! – прикрикнул Илия. – Ренара, мы приедем в Эскалот. Не лично, но я помогу тебе: жилье, содержание, если пожелаешь, работу по душе и навыкам тебе обеспечат. В конце концов, думал я тогда или нет, а ответственность взял. Однако на этом все. Тебя мое решение устраивает?
– Более чем.
Илия в толк не мог взять, почему она отвечает односложно, когда во сне она могла искренне зайтись тирадой о цикадах в Гормовых холмах.
– Может, у тебя хоть пожелания есть? – пытался разговорить ее Илия.
– Я бы хотела работать там, где много людей, желательно разных и взрослых. Хочу узнать таких, как я.
– Я позабочусь, чтобы так и было, – заверил Илия. – Скоро мы отправимся в деревню, оттуда на самолетах в столицу. Надеюсь, тебя не напугает полет. Пока что нас окружали мои рыцари, но остальным я не могу доверять, как им. Поэтому никогда никому не говори об обстоятельствах нашего знакомства и твоего спасения. Легенду о происхождении и появлении в столице отдадут тебе вместе с документами. И тебе больше не стоит держаться за меня. Я имею в виду физически…
– Я знаю, что монархи неприкасаемы, а вы – тем более.
– Почему я «тем более»? – ее ремарка отвлекла Илию от инструкций.
– Потому что ваш сан сакрален, только вы истинно наследовали Эльфреду. Короли после него и до вас порой носили титул «Его Истинность», но легитимно это право имеете только вы.
– Не все с тобой согласятся, – Илия поджал губы, вспомнив, что Тристан говорил о царедворцах и иных подданных, упорно игнорирующих указ.
– Не все – воспитанники Мэб Джорны.
Ренара не подвела: до самого Эскалота она была тише летнего ветра. В столице Илия прямиком направился во дворец, а Оркелуза и Тибо отправил с Ренарой по адресу, который передала в телеграмме Лесли. Мать дожидалась его в приемной и рассыпалась десятками вопросов, едва он переступил порог. Утолив любопытство, она поделилась успехами королевского фонда. И, как всегда бывало, Лесли, наметившая цель, попала в нее, снеся по дороге все преграды и возражения. Фонд расположился в культурном центре столицы, в самом сердце эскалотской культуры – архитектурном комплексе Белое Сердце. Лесли забрала почти отреставрированное восточное крыло, в котором уже начали обустройство аудиторий, кабинетов для работы с психотерапевтами и выставочного зала, включающего в себя тематическую библиотеку с брошюрами. Илия поинтересовался, на какую сумму род Гавелов обеднел, и немного успокоился, когда понял, как его мать грамотно распределила финансы. Ее экономический талант каждый раз предавался забвению, потому что в быту ее траты всегда превышали ожидания. Услышав про желание Ренары и просьбу Илии не упускать ее из вида, Лесли пообещала, что возьмет ее работать в Фонде.
– Но я напомню, что у меня совсем нет времени на эту возню, – возмущалась она. – Пусть кто-нибудь другой займется твоей Ренарой.
– К чему была секретность, если ты уже третий раз за полчаса называешь ее «моей Ренарой»? Я приставлю к ней Тибо,
