честь для всех нас, – зашептал он. – Для тех, кто знал покойную. Я думаю, баронесса была бы искренне польщена вашим присутствием.
– Мой долг, – кивнул Победоносцев.
– Бедная женщина… Так кончить… Но скажите, стоит ли нам всем опасаться? По городу ползут нехорошие слухи…
– Какого рода слухи?
– Говорят, шайка рязанских мужиков режет по ночам дворян! Нам ведь и спать ложиться страшно. У всех дети.
Граф поднял к потолку рыжие брови и посмотрел на стоящую за его спиной публику. Публика зашумела наперебой, поддакивая.
– Сам антихрист руководит ими! – заявила преклонного вида старушка.
– Поймите, – развёл руками Шереметев, – мой Савка – младенчик совсем. Безгрешная душа. Так скажите, бояться нам или нет. Схвачен ли душегуб?
Победоносцев понял, что оказался загнанным в угол.
– Вам нечего бояться, – сказал он. – Преступник пойман и больше никому не сможет причинить вреда.
– При всём уважении, Виктор Георгиевич, – пролепетал граф. – Конечно, это всего лишь слухи, но Москва так или иначе слухами этими полнится и питается… Говорят, что полиция при задержании застрелила некоего беглого каторжника, чтобы выдать его за убийцу баронессы. А истинный преступник, сумасшедший князь Бобоедов, ускользнул и находится на свободе. Говорят, его видели, катающегося по городу в чёрной карете и заглядывающего в окна в поисках младенцев.
Победоносцев зажмурился. Публика знала всё. Прав был Брейстер, подобные сведения не удастся удержать в секрете.
– Уверяю вас, что никакой шайки нет. Вам опасаться совершенно нечего.
Из комнаты выбежал поп, поправляя шитую золотом епитрахиль, в руке качалось и разбрасывало дым кадило. Пара дьячков позади тащила большую икону. На лице служителя церкви читалось смятение. Он наскоро осенил всех крестным знамением, поклонился и выскочил в дверь.
Появился траурно одетый дворецкий в чёрной треуголке и жестом пригласил всех в гостиную. Толпа выстроилась попарно и, будто тщетно оттягивая неминуемый момент, медленно двинулась внутрь.
Победоносцев пошёл последним, уставившись в пол. Когда толпа вошла в украшенную цветами залу, все как по сигналу ахнули. Виктор Георгиевич поднял глаза и тоже не удержался от громкого вздоха.
Около небольшого овального столика, убранного орхидеями и корзиной с фруктами, оперевшись на спинку стула, стояла и улыбалась баронесса Армфельт.
– И ведь правда, как живая! – воскликнула радостно девочка лет шести в чёрной шляпке с бантом. Её необъятных размеров мамаша прижала девочку к себе и отвесила той подзатыльник. Девочка насупилась, но не заплакала.
Откуда-то из соседней комнаты вылетел усатый человек в клетчатых панталонах и закричал, раскалывая голосом повисшую тишину:
– Господа, аккуратнее, к покойнице близко не подходим!
Он поднырнул под баронессу и принялся копошиться в юбке за её спиной.
Только теперь Победоносцев заметил торчащие из-под объёмного платья штативы с держателями и шарнирами.
– Ну, – крикнул нахальный господин, – все ли прибыли? Можем ли начинать? Механизмы долго не выдержат. Они не рассчитаны на такую тяжесть. – Все как-то сразу засуетились и принялись беспорядочно перемещаться по комнате. Выбежал второй господин – сплошная копия первого, только раза в два ниже. Он выкатил деревянную треногу на колёсиках. На неё он водрузил деревянный ящик с раструбом посередине. Раструб был нацелен на покойницу, словно дуло пушки. Будто, оживи баронесса по-настоящему, у почтенной публики была бы возможность отправить её обратно к праотцам.
Только теперь притуплённый отсутствием сна разум обер-полицмейстера понял, частью какого чудовищного действа ему предстоит стать.
Мода на посмертную фотографию, как и всё плохое, пришла из Европы. Вообще фотография, а уж посмертная фотография и подавно, казалась Победоносцеву чем-то в высшей степени богопротивным. Что-то отталкивающее и неправильное было в попытке бездушной машины запечатлеть подобие Господа, коим, без сомнения, являлся человек. Сделать это подобие плоским, чёрно-белым и выдать получившееся отражение за истинный образ. Этого Виктор Георгиевич принять не мог.
– Кто будет участвовать, подходим, – кричал фотограф.
Кучка родственников, обтирая малиновые носы, двинулась к месту действия.
– Только прошу, ничего не трогайте. Не дай бог упадёт, не поднимем. Сударыня, ближе, не стесняемся, не машите руками, говорю вам.
Бледная долговязая девица в чёрном чепчике, завязанном, как показалось обер-полицмейстеру, слишком туго, без особого энтузиазма встала слева от покойницы.
Победоносцев заметил, что на закрытые веки баронессе приклеили бумажные глаза, что вкупе с застывшей посмертной улыбкой делало вид её воистину отталкивающим. Увечная рука была убрана в белую перчатку и по сплющенному безымянному пальцу было видно, что внутри него пусто.
– Сударь, встаньте слева от стула. Так. Вы ближе сюда, – командовал долговязый. Его помощник тем временем взял лоток на длинной ручке и насыпал на него чёрный порошок, который сразу перебил своим неприятным запахом повисший в гостиной ладан.
Победоносцев увидел перед собой престарелую женщину с заблудившимися в складках век слезинками.
– Ваше превосходительство, окажите честь присоединиться к моменту.
– Простите. Но я ведь даже и не знал толком покойную…
– Но вы покарали изверга, который загубил нашу девочку. И мы всем сердцем благодарны вам за то, что вы предпочли правосудию пристрелить его на месте, как взбесившегося пса. К тому же в отсутствие генерал-губернатора кто, если не вы?
Победоносцев почувствовал, что на него снова все смотрят.
– Всё было несколько иначе, – пытался объяснить он. Но его уже подводили за руку к месту действия.
– Сударь с усами и лысиной! – крикнул ему долговязый. – Куда вы тыркаетесь? Хватит тыркаться. Встаньте справа от покойницы. Вы высокий. Так лучше будет. Вот. А вы, мадам, левее, левее. Аккуратнее плечами, господа! Не в театре!
Победоносцев поменялся местом с девушкой, которая сдала свою позицию с нескрываемым облегчением.
Виктор Георгиевич выпрямился и старался не смотреть на счастливое мёртвое лицо, оказавшееся совсем рядом с ним. От баронессы шёл едва уловимый, хорошо замаскированный духами и окуриванием запах смерти. Победоносцев старался не дышать, отчего голова его тут же пошла кругом.
Долговязый господин удовлетворился расположением людей, хлопнул в ладоши и огласил:
– Дамы и господа, сейчас будем делать дагерротип! Очень важно, чтобы после вспышки вы оставались неподвижными, пока я не разрешу вам. Это займёт не более полутора минут. Если решите двигаться, то ваше изображение получится смазанным. А ни мне, ни вам, ни покойной этого не надо.
Он забежал за ящик и спрятался под покрывалом.
– Внимание!
Из-под покрывала высунулась его рука с поднятым пальцем. Все гости, даже те, кто не участвовал в фотографии, вытянулись по струнке, будто перед выстрелом.
– Снимаю!
Раздался щелчок и шипение. Глаза залило ярким светом. В ушах зазвенело.
Когда зрение вернулось к Победоносцеву, он увидел застывшую напротив него толпу. К своему растущему удивлению, обер-полицмейстер заметил сноп искр, который повис над ящиком, и раздутые ветром занавески, застывшие без малейшего движения.
Победоносцев попробовал пошевелиться, но
