в первый раз в жизни, так почему должна безоговорочно принимать то, что она выдает за истину?
Промучившись до вечера, я так и не пришла ни к какому мнению, и уже собиралась все-таки позвонить Сашке хотя бы для того, чтобы просто услышать ее звонкий голосок и немного успокоиться, но не успела. Телефон зазвонил, и на экране высветилось имя моей подруги Машки. После моего выхода в декрет мы с ней ни разу не виделись, да и созванивались нечасто.
Это я теперь была птицей свободной, а Машка тащила на себе все расписанные на нее дела, а также мои, которые Плевакин передал ей после моего выхода в декрет. Муж, двое детей и хозяйство, в котором Машка была непревзойденным мастером, не оставляли особого времени для досужих бесед. Вот и сейчас подруга звонила, потому что ей не терпелось получить мой профессиональный совет.
– Слушай, Кузнецова, мне надо с тобой поговорить. Я прямо не знаю, что мне и делать. Мало мне было всего того воза, который я тяну, пока ты там по пансионатам прохлаждаешься, так Плевакин еще расписал мне иск Церцвадзе.
– Что-о-о-о? – не поверила своим ушам я. – Ксения Церцвадзе обратилась в суд?
– Да. Ответчик, догадайся, кто?
– Понятия не имею, – честно призналась я.
За всеми интригами мира большого спорта и фигурного катания, в частности, я совсем не следила, в отличие от моих сестры и дочери. Мне это неинтересно, да и некогда. Беременность и наше с Костей расследование не оставляли свободного места в голове, чтобы принимать всю эту мыльную оперу близко к сердцу.
– Ответчик – Наталья Саврасова. – Голос Машки звучал уныло. Никакого особого торжества от того, что она будет судить спор между двумя мировыми легендами фигурного катания, она не испытывала. – Ты же понимаешь, что пристальное внимание прессы к каждому моему слову обеспечено.
– И что, ты от этого нервничаешь?
– Дико, – призналась Машка. – Я буду от заседания к заседанию жить словно под микроскопом. Еще бы, такой скандал. Церцвадзе сцепилась с Саврасовой, да еще до суда дошло.
– Как по мне, так это просто бабские склоки, – устало отмахнулась я, думая о Сашке.
– Не скажи. Я просмотрела материалы дела. Там вполне можно говорить о клевете. И если грамотно квалифицировать слова Саврасовой, которые она не однажды бросила сгоряча, а повторила несколько раз на разных телешоу и в разных газетах как клевету с использованием средств массовой информации или совершенную в публичном выступлении. А это уже не просто гражданский иск, поданный о возмещении морального вреда за опороченную честь и деловую репутацию, а вообще возможная уголовная статья, грозящая сроком до двух лет и штрафом до миллиона рублей. Ты представляешь, как я приговариваю Саврасову к тюремному сроку? Пусть даже условному?
– Не знаю, Машка. Как по мне, так ты вполне можешь обойтись всего одним заседанием. И тогда тебе не придется до следующего жить в кольце прессы.
– Это как?
– А ты вспомни поговорку «Худой мир лучше доброй ссоры» и предложи истцу и ответчику пойти на мировую. Это как раз та самая ситуация. Понятно, что обе тренерши действуют на эмоциях. Но ты – судья, а значит, можешь эти самые эмоции отринуть и руководствоваться логикой.
– Но в таком случае я не пожну лавры справедливой и мудрой судьи! – возмущенно сказала подруга. – Это же такой случай, который, может, бывает раз в жизни. С одной стороны Саврасова, с другой – Церцвадзе, а посередине я в отглаженной мантии, строгая, но справедливая, выношу вердикт, которому, затаив внимание, внимают миллионы.
– Какие миллионы? – засмеялась я. – Маш, ты что, собираешься на стадионе решение выносить? Напомни мне, сколько вмещает самый большой стадион? Да это и неважно… Не думаешь же ты, что заседание суда будут онлайн транслировать? Так ты уж определись, что тебе важнее: спокойная жизнь без вынюхивающих все вокруг журналистов или всемирная слава.
– Да ну тебя, Кузнецова, – расстроенно произнесла Машка. – Вечно ты все испортишь. Если у тебя сейчас амбиции не простираются дальше твоего живота, из-за которого ты больше ничего не видишь, так и ладно. Другим обедню не порть.
– Дорогая моя подруга, вот потому что ты моя подруга, я тебе еще испорчю обедню. Ты чего размечталась про приговор и уголовное дело?! Разве дознание было? Кто-то дело уголовное возбуждал? Заявление о возбуждении подавал?
– Ну, нет, конечно… Лен, чего ты взъелась?! Я же просто предположила, что там и на состав можно натянуть, – пыталась защищаться Машка.
– Нет, дорогуша. Ты – судья! И предположений таких допускать не смеешь. Тебе подали исковое?
– Ну, да. Я же говорю тебе, – продолжала отбиваться от меня Маша.
– Так вот и слушай дело в пределах заявленного иска. Не дай бог тебе даже «помечтать» об уголовке. Ты не забывай, что перед тобой две реальных звезды. Мировой величины. И твоя основная задача какая? – натянула я тетиву своего лука.
– Э-э-э, ну вынести справедливое, правомерное, объективное решение, – неуверенно промямлила подруга.
– Твоя задача, милая моя Мария, – помирить этих двух заслуженных именитых спортсменок и закончить дело триумфом настоящей справедливости! – поставила я жирный восклицательный знак.
– Ух! Ну ты, Кузнецова, даешь жару! – восхитилась моя коллега.
А я тут же вспомнила наше с Таганцевым негласное расследование, в ходе которого я оказалась в «Яблочном спасе», и улыбнулась. Мои интересы простирались гораздо дальше моего беременного живота. И впервые с момента нашего расставания с Мироновым и известия о беременности мне интересно жить и дышать полной грудью.
* * *
Вот уже месяц с Фомой творилось что-то неладное. Если бы Сашку попросили сформулировать, что именно, то она, пожалуй, и не смогла бы, потому что все это было, скорее, на уровне ощущений, чем конкретных фактов. И тем не менее она отчетливо понимала: что-то не так.
По вечерам он все чаще и все дольше задерживался на работе. Нет, конечно, Сашка понимала, что он не может уделять рабочим процессам слишком много дневного времени. На носу уже Новый год, а вместе с ним и сессия, которую хотелось сдать без приключений. И если для Сашки под приключениями понималось лишь потенциальное отчисление с бюджета, то для Фомы они означали еще и неизбежную службу в армии.
Именно поэтому он исправно проводил в институте на парах первую половину дня, затем задерживался в библиотеке, готовясь к семинарам, и только после этого ехал на работу: заниматься делами их с друзьями пошивочно-вышивального цеха. Протестовать против этого Сашка не могла. Цех приносил доход, становящийся месяц за месяцем все больше. Глупо предъявлять претензии, когда твой молодой человек на глазах разворачивается в
