момент мы чувствуем себя как семья, как единое целое, вместе пережившее бурю.
В комнате тихо, только слышно довольное бормотание Алины, и меня поражает, насколько Эмма стала частью этого дома, частью нашей жизни. Ее глаза теплые и добрые, но в них есть что-то еще, что-то, что заставляет мое сердце биться чуть быстрее, чем следовало бы. Я борюсь с этим, напоминая себе, что она всего лишь работник в нашем доме, что я не могу рисковать, теряя бдительность рядом с ней. Но то, как она смотрит на меня, говорит о том, что она тоже это чувствует. Она нервно покусывает губу, а затем подходит ко мне ближе, все еще держа Алину на руках.
— Слава богу, она в безопасности, — тихо говорит она.
Я киваю, чувствуя, как знакомый груз ответственности снова ложится на мои плечи.
— Нам придется тщательно проверить дом и территорию. Мы не можем рисковать.
— Конечно, — соглашается Эмма, но в ее голосе звучит нерешительность, которая говорит о том, что она тоже что-то чувствует между нами.
Я прислоняюсь к столешнице, наблюдая за Эммой.
— Завтра ты встречаешься со своей сестрой.
Она встречает мой взгляд, твердый и решительный. Она кивает и достает свой телефон, ее пальцы быстро работают по экрану. В воздухе витает напряжение, и этот момент кажется тяжелым. Она делает шаг, который невозможно не сделать.
Я жду, чувствуя, как тянутся секунды. Лицо Эммы не читается, она сосредоточенно ждет ответа. Он пикает, и она опускает взгляд. На ее губах появляется улыбка, но лишь на мгновение.
Не могу дождаться! На экране появляется надпись, и она показывает его мне.
— Хорошо. — Мой ответ отрывистый. На кону стоит нечто большее, чем воссоединение семьи, и мы оба это знаем. Но это начало, ход на шахматной доске нашего нынешнего затруднительного положения. — Отдохни немного, — говорю я ей. — Завтра будет долгий день.
Она снова кивает, между ее бровей пролегла борозда беспокойства. Но она храбрая. Она не отступает.
— Хорошо, — говорит она. Она готова, настолько готова, насколько это вообще возможно, к противостоянию, которое может все изменить.
Защитный инстинкт Эммы срабатывает, и она прижимает Алину к себе, направляясь в свою комнату. Ее решимость видна по положению плеч и по тому, как бережно она держит ребенка.
— Куда ты ее ведешь? — спрашиваю я, хотя знаю ответ.
— Я не позволю ей сегодня спать в своей комнате. И после сегодняшнего дня тоже. — Говорит она, не поворачиваясь, ее голос тверд.
Дмитрий, прислонившись к дверному косяку, кивает в знак согласия.
— Она права. Так безопаснее.
— Хорошо, — говорю я, а в голове уже прокручиваются протоколы безопасности. — Дмитрий, ты тоже останешься с ними.
Он встречает мой взгляд, и между нами возникает молчаливое понимание.
— Хорошо.
Значит, решено. Сегодня они будут в безопасности настолько, насколько мы сможем их обеспечить. Я позабочусь об этом.
ГЛАВА 20: ЧАС БЕЗМОЛВИЯ
ЭММА
Часы показывают 03:00. Сон ускользает от меня, как всегда неуловимый. Я поворачиваюсь и обнаруживаю рядом с собой Алину, крепко вцепившуюся в мою пижаму. Несмотря на бурлящий хаос, ее невинное лицо умиротворенно. Это ослабляет тугой узел в моей груди и вызывает улыбку на губах.
Рядом со мной дыхание Дмитрия ровное, спокойное. Он отвернулся, погрузившись в мечты, которые мне недоступны. На мгновение я наблюдаю, как поднимается и опускается его спина, тихий ритм контрастирует с беззвучными криками моих собственных мыслей.
Я сажусь, и комната слегка кружится. Слишком много мыслей, недостаточно отдыха. Я тянусь к стакану с водой, прохладная поверхность — небольшое утешение. Вода холодная, и это резкое облегчение. Я делаю маленький глоток, позволяя ей успокоить бурю внутри.
Дмитрий встает рядом со мной, его голос хриплый от сна.
— Не можешь уснуть?
Я качаю головой, тишина в комнате внезапно становится слишком громкой.
— Нет.
Он раскрывает объятия, приглашая. Я колеблюсь, всего лишь мгновение, прежде чем погрузиться в его объятия. Его грудь твердая, теплая. Когда он гладит мои волосы, в этом жесте чувствуется затишье, тихое обещание.
— Все будет хорошо, — шепчет он. Я не уверена, для кого это заверение, для меня или для него, но я цепляюсь за него. Я крепко обнимаю его, ища утешения в его уверенности.
Тепло объятий Дмитрия возвращает меня в нормальное состояние. На мгновение я закрываю глаза и просто дышу, позволяя ровному биению его сердца успокоить мое собственное. Но, как всегда, мысли возвращаются, словно волна, которую невозможно игнорировать.
— Что, если не все в порядке? — Шепчу я.
Дмитрий крепко обнимает меня, его губы прижимаются к моему лбу.
— У нас все будет хорошо. Что бы ни случилось, мы пройдем через это вместе.
Эти слова успокаивают, но их недостаточно, чтобы полностью изгнать страх. Я слегка отстраняюсь от него, мои пальцы обводят контуры его лица в тусклом свете.
— Ты когда-нибудь беспокоишься?
— О чем? — Спрашивает он, сверля меня взглядом.
— О той жизни, которую ты выбрал, — мягко говорю я. — Об опасности, которой мы постоянно подвергаемся.
Он отвечает не сразу, выражение его лица задумчивое, пока он обдумывает вопрос.
— Конечно, я беспокоюсь, — признается он наконец. — Но я также знаю, что мы такие, какие есть, Эмма. Мы не можем это изменить.
— Я знаю, — говорю я со вздохом. — Но иногда все это кажется таким подавляющим.
Большой палец Дмитрия проводит по тыльной стороне моей руки в успокаивающем жесте.
— Я знаю, но мы рядом, — мягко говорит он. — И, кроме того, мы проходили и через худшее.
— О? Ты можешь рассказать мне одну из таких историй? — Спрашиваю я с надеждой в голосе.
Он хихикает, и звук вибрирует в его груди.
— Ну, однажды Александр решил приготовить для разнообразия. Он утверждал, что у него есть "безотказный" рецепт борща.
Я прижимаюсь ближе, предвкушая рассказ.
— И что?
— И он поджег кухню. Не кастрюлю, а всю кухню. — Его смех наполняет
