Глава 18
Неудобно сидеть на унитазе. Если ничего не делать. Не стул он. Извертелся Сан Саныч на гладком санфаянсе, как жук на острие иглы.
Что происходит там, за стенами барака? Живы ли еще ветераны или положены рядком на травку, на подстеленную плащ-палатку и теперь их раздевают донага, разбивают кувалдами лица, срезают мясо и кожу с мертвых пальцев, чтобы никто никогда не мог установить личность обнаруженных мертвых тел. Или они еще ведут свой последний бой?
И где заложники?
И боевики? Кроме этих, неподвижно стоящих в проеме двери.
Вопросы, ответы на которые можно так никогда и не узнать. Потому что в любую следующую минуту тебя могут прихлопнуть как докучливую муху. Вот эти и прихлопнут, которые сейчас охраняют. С удовольствием прихлопнут, потому что устали истуканами стоять. Лечь им охота, или сесть, или потрепаться о том, как сыграл «Спартак». А приходится стоять.
Еще четверть часа.
Еще.
— Слышь, мужики, покурить бы мне, — попробовал вступить в разговор Сан Саныч.
— Сидеть! — прикрикнул охранник, поведя стволом пистолета в сторону привставшего Полковника.
— Устал я сидеть. Задница устала. Покурить бы.
— Сидя кури.
— Так спичек нет.
Охранник молча вытащил, бросил коробок. И ни единого слова не добавил.
Держат службу ребята. Наверное, из бывших срочников, которые зеков охраняют. Натренировались за два года.
Еще четверть часа.
Шаги по коридору. Голос.
— Этого в караулку.
Очень знакомый голос. Просто чертовски знакомый!
— Вставай, дед. Пора. Или у тебя запор? Потянули за руки, вытолкнули в коридор.
— Давай быстрее!
Торопят. Тоже, видно, устали. Надоело с ноги на ногу переступать. Хочется их на кроватке во всю длину вытянуть. Тоже люди, хоть и бандиты.
— Сворачивай, — болезненный удар кулаком в левую скулу.
То есть сворачивать следует вправо. Управляются как кучер с кобылой: слева дали по морде — вправо заворачивать, справа — левый поворот, прямо в лоб — стой на месте и не дергайся. Очень доходчиво.
Не церемонятся ребятки. Наверное, такое указание было — сантименты не разводить. Иначе бы не решились. Они ж как собаки. Как псы цепные. На команду «фас» — кусают. На команду «фу» — сидят. А эти бьют. Значит, разрешили. Значит, и в дальнейшем жалеть не будут. Вот такой печальный расклад получается, Полковник.
— Стой! Караулка.
Вначале зашел один. Робко зашел. Как в кабинет начальника. Вернулся.
— Заводи!
— Здравствуйте, Александр Александрович!
Мать честная. Сам депутат! Семушкин Григорий Аркадьевич!
В интересные места заносит представителей высшего законодательного органа страны. Просто в самую гущу народных масс.
— Что ж вы нас, Александр Александрович, за нос водите, вместо того чтобы набирать вес и положительные эмоции на честно заработанном заслуженном отдыхе? По пионерским лагерям бегаете. Вы бы раньше поведали о своей нужде, мы бы вам как заслуженному работнику правоохранительной системы бесплатную путевку выписали. К самому Черному морю.
— Так и вам в кабинетах, как я погляжу, не сидится. И у вас, похоже, нужда. Большая и неотложная.
— Все смеетесь, Александр Александрович.
— Да это я не смеюсь. Это гримаса. Это мне при входе в помещение скулу на сторону своротили кулаком. Случайно.
— Сами виноваты. Загоняли ребяток наших. То ремонтом заставляете заниматься. То охраной. То рысканьем по всему городу. Им бы на дискотеки ходить да девчонок щупать, а они за вами взапуски бегают. Не утомительно такой образ жизни на старости лет вести?
— Я бы не бегал, кабы не Догоняли.
— А вы отдайте, что имеете, вас в покое и оставят. С собой у вас дискетка?
— Дискета против заложников!
— Опять торгуетесь. Опять условия ставите. Не надоело?
— Надоело. До чертиков надоело. Вот думаю, может, больше не торговаться, может, ее кому следует отдать? И дело с концом.
Смеется депутат. Не боится угроз. Что-то знает он такое, что не знает Полковник.
— Смешно?
— Смешно! А здорово вы нас, Полковник, с перебежками через крышу провели. Вот что значит старая школа! Кто бы мог подозревать в древнем старце такую прыть. Я по вашему пути ради интереса прошел — так одышку получил. Честное слово. А вы раза три туда-сюда бегали — и ничего! Такой форме позавидовать можно.
— А я с детства по крышам гулять люблю. Голубятник я.
— Ха-ха-ха.
Как же они про несколько ходок прознали?
— Значит, вы голубятник. Друзья ваши грибники. А все вместе вы — городошники. Единая спортивная команда.
— О чем это вы?
И вдруг уже без шуток-прибауток. Без всякого юмора. Жестко и в лоб.
— О друзьях ваших. О маскхалатах. О «ППШ» через плечо. О ползаньях на брюхе по сильно пересеченной местности. Вы что думаете, мы ничего не знаем?
Сан Саныч почувствовал, как кровь отливает от его лица. Как начинают мелко и стыдно трястись руки. Депутат говорил о том, что могли знать только он и его друзья.
— Ох, и насмешили вы нас своим маскарадом! Пузатые деды в диверсантской униформе. Вы что, всерьез думали захватить вот этот наш лагерь? Думали помериться силами с молодыми, натасканными на драку ребятами? Так я заранее мог вам сказать, кто победит. Нет, не дружба, как в футбольном мачте между действующими и ушедшими на пенсию футболистами. Молодость. И сила. Куда вы лезете? Посмотрите на себя. У вас глаза слезятся, пальцы трясутся. Вы старик. Вам скоро на кровать самостоятельно вскарабкаться будет невозможно. А вы за оружие хватаетесь. Надо же реально оценивать свои возможности. Свой возраст. Вы штанишки еще по немощи не пачкаете?
Боевая молодежь радостно заржала. Похоже, именно для нее разыгрывался этот позорный спектакль.
— Надумали тягаться с заведомо более сильным противником. А подкладную утку не захватили!
— Ха-ха-ха!
— В шантаж ударились. Пожилой человек. Ветеран. Угрожать стали. Так теперь не жалуйтесь, что с вами негуманно обходятся. Вы ведь нам войну объявили. А на войне, случается, бьют. И даже убивают. Или вы об этом не знали? Или вы Великую Отечественную, в которой наш народ двадцать миллионов жизней положил, в вещевом складе пересидели?
— Ты бы войну не трогал, депутат!
— А это не твоя война. Ты к ней никакого отношения не имеешь. Ты всю жизнь в красных погонах проходил. Это народ с немцами бился. А ты со своим народом! Ты же вертухай. Ты всю жизнь хороших людей за проволоку штыками гнал да за той проволокой их сторожил. Я как депутат замаялся ваши кровавые делишки разбирать да убитых вами невиновных людей реабилитировать. Ты же бериевец. Про тебя сейчас каждая газета пишет…