старцы говорят:
— Выпей, Илья.
Илья Муромец не спорит, выпивает чашу до дна.
А старцы опять его спрашивают:
— Ну-ка, Илья Муромец, скажи теперь, много ли в тебе силушки?
Отвечает Илья:
— Убавилась моя силушка наполовинушку.
— Ладно, — говорят странники, — будет с тебя и этой силы.
И не стали его больше за пивом посылать, а стали говорить ему:
— Слушай, добрый мо́лодец, Илья Муромец. Дали мы тебе ноги резвые, дали силу богатырскую. Можешь ты теперь без помехи по Русской земле погулять. Гуляй, да только помни: не обижай слабого, беззащитного, а бей вора-разбойника. Не борись с родом Микуловым: его мать сыра земля любит. Не борись со Святогором-богатырем: его мать сыра земля через силу носит. А теперь нужен тебе богатырский конь, потому другие кони тебя не вынесут. Придется тебе самому для себя коня выхаживать.
— Да где же мне взять такого коня, чтобы вынес меня? — говорит Илья.
— А вот мы тебя научим. Не нынче, так завтра, а не завтра — так погодя — мимо вашего дома поведет мужик на о́броти жеребеночка. Жеребеночек-то будет шелудивый, плохонький. Мужик, значит, и поведет его пришибать. Вот ты этого жеребеночка из виду не выпусти. Выпроси у мужичка, поставь в стойло и корми пшеницей. И каждое утро выгоняй на росу — пусть он по росе катается. А когда минет ему три года, — выводи его на поле и обучай скакать через рвы широкие, через тыны высокие.
Слушает Илья Муромец странников, слово потерять боится.
А те говорят:
— Ну, вот, что мы знали, все сказали. Прощай, да помни: не написано тебе на роду убитым быть. Помрешь ты своей смертью.
Сказали — и собрались уходить.
Как ни просил их Илья погодить-погостить, они ото всего отказались и пошли себе своим путем-дорогою.
Остался Илья один-одинешенек, и захотелось ему в лес сходить, отца проведать.
Приходит к отцу, а там все как есть после работы спят — и хозяева и помочане.
Взял Илья топор и стал рубить.
Как тяпнет топором, так он по самый обух в дерево и уйдет. Сила в Илье непомерная.
Порубил, порубил лес Илья Муромец и повтыкал все топоры в пеньё. И ушли топоры по самые обухи. А Илья за деревом спрятался.
Вот проснулись все помочане, взялись за топоры. Куда там! Сколько ни дергают, не могут из дубьев вытащить! (Он, может, шуткой повтыкал, да уж сила у него была такая богатырская.)
Видит Илья, не клеится у них дело, и выходит из-за дерева к отцу с матерью. А те и глазам своим не верят, — был сын калека, а стал богатырь.
Вытащил Илья все топоры и стал отцу с матерью подсоблять. Родители глядят на сына — не нарадуются. Кончили работу, пришли домой и стали жить-поживать.
А Илья-Муромец все в окошко поглядывает, когда мужичок мимо дома ихнего жеребеночка паршивенького поведет?
И вот видит: точно — идет мужичок.
Выбегает Илья, спрашивает:
— Куда жеребенка ведешь?
А тот отвечает:
— Очень плох получился. Пришибить надо.
Стал тут Илья просить мужичка, чтобы он жеребеночка не пришибал, а лучше ему отдал.
Удивился мужик.
— Да на что тебе такой жеребеночек? Куда он годится?
А Илья все свое: отдай да отдай.
Подумал мужичок и отдал Илье жеребенка. И даже не взял с него никакой платы.
Привел Илья Муромец жеребенка к себе на двор, поставил в стойло и давай поить и кормить, как учили странники.
В скором времени стал жеребенок от такого ухода расти да хорошеть. А как минуло ему три года, сделался он сильным, здоровым конем.
Илья Муромец начал его выводить в поле чистое и учить скакать через рвы широкие, через тыны высокие.
Да только нет для коня ни рва глубокого, ни тына высокого: все ему нипочем. Илья Муромец и сам удивляется, что за конь богатырский из жеребеночка шелудивого вырос.
Стал Илья подбирать себе колчан со стрелами, лук тугой и меч вострый. Все разыскал по силе своей да по росту и пошел к отцу с матерью.
Поклонился и говорит:
— Дорогие мои родители, Иван Тимофеевич и Ефросинья Яковлевна, давно мне хотелось по белому свету погулять, людей посмотреть, себя показать. Благословите меня. Я поеду.
— А куда поедешь-то? — спрашивает отец.
— А в стольный Киев-град, послужить князю Владимиру Красное Солнышко.
Отец с матерью заплакали и стали говорить:
— Ах ты, милый наш сын, Илья Муромец, думали мы выкормить, вырастить тебя себе на утешение. Да, видно, не удержишь сокола в тесной клетке. Делать нечего, поезжай ко князю Владимиру, людей посмотри, себя покажи.
Опоясался мечом Илья Муромец, оседлал коня, вывел его, сел и поехал.
Едет путем-дорогою. Ехал, ехал, доехал до города Чернигова.
Глядит — вокруг города Чернигова стоит войск тьма-тьмущая. Подступили к городу три царевича. А у каждого царевича войска по триста тысяч.
Заперт город, со всех концов окружён, со всех сторон обложён. А крестьян, черниговских мужичков, голодной смертью томят.
Жалко стало Илье Муромцу мужичков черниговских.
Подтянул он потуже седельце свое, взял меч булатный и налетел на врагов, будто ветер с неба. Начал рубить их, как все равно траву косить. Видят они — не устоять им, — и пустились в бегство. Кто куда мог — врассыпную.
Оглянулся Илья — пусто кругом, некого бить. Подъехал он к полотняным шатрам, что средь поля белелись, а там стоят три царевича — басурманские. Стоят ни живы, ни мертвы, сами белей полотна, — как осиновый лист трясутся.
Поравнялся с ними Илья. Упали они на колени — пощады просят.
И сказал им Илья Муромец:
— Вы зачем людям черниговским обиду творите? Были бы вы постарше, снял бы я ваши буйны головы. Да больно молоды вы! Оставлю я вас в живых по счастью вашей молодости. Возвращайтесь домой да скажите своим родителям: есть еще кому постоять за землю Русскую.
Взял он с них клятву, что ни с войском, ни без войска на землю нашу не ступят, — и отпустил их. Они рады, что живы остались, вскочили на коней, и пустились во весь скок свои войска догонять!
А мужички черниговские смотрят с крепостной стены. Смотрят и видят: стал на их сторону неведомый богатырь и разогнал войска басурманские.
Открыли они ворота, подносят богатырю ключи города Чернигова на золотом блюде.
«Владей, мол, нашим городом. Что полюбится, то и бери».
А Илья Муромец и не глядит на серебро
