голову и показать ей, что нужно расслабиться. Со всеми этими ситуациями она очень напряглась и начала делать то, что не нужно. Не хочу, чтобы она о чем-то переживала и забивала себе голову ненужной информацией.
Я прикусил ее нижнюю губу, чувствуя, как кровь приливает к моему паху. Она спустила томный стон. Я завелся. Прервавшись, я увидел ее потерянный взгляд, почувствовал ее напряженное дыхание.
— Дима, Дима, — шептала она, опрокидывая голову назад.
Я видел ее длинную, стройную шею и даже не мог представить, что твориться в ее голове. Это не важно сейчас, я скоро займу все ее мысли.
Я медленно расстёгивал рубашку, смотря на стройные изгибы моей маленькой девочки в одежде, которую я сейчас тоже сниму.
Стянув с нее джинсы, медленно приподнял ее футболку, проводя череду горячих поцелуев, вкушая запах ее тела. Она пахла персиками. Яркий, четкий запах слышался и туманил мысли. Взяв в рот ее сосок, я поигрался с ним, запуская руку ей в трусики.
Она тихонько простонала, поглаживая меня по голове.
Дальше все было быстро: она снимает футболку, усаживает меня к изголовью кровати и стягивая мои боксеры, берет мой член в рот. Ее движения языком, по кругу, дерзко, сводили меня с ума. Я откинул голову, чувствуя, как она обхватывает губами головку члена. Кровь приливает к паху все больше и больше, у меня даже есть ощущение, что из-за этой красотки у меня даже перестанет биться сердце. Она обхватывает основание моего полового органа рукой и в этот момент прикусывает его. Это было не больно, она была аккуратной, но я словно вышел на новый уровень возбуждения. Я тут же поднялся, оттолкнул ее и повалил на кровать, перевернул ее маленькое тело и пристроился.
От того, как она ахнула от моего проникновения я аж вздрогнул. Она прижалась грудью к кровати и прислонилась головой к простыням. Я вхожу в ее узкое лоно резкими толчками, сжимая ее ягодицы в руках. Я чувствую ее кожу, которая вот вот покроется мурашками.
Один толчок, другой, третий и вот она уже кричит, а я упираюсь в ее стенках. Ее киска текла и я чувстовал это. Сейчас мы оба отвлеклись от всего ненужного и волнуещго. Есть только мы. Мы, наша страсть и горячие стоны.
Вероника выгибала спину, а я наслаждался ее изгибами тела, ее тонкой талией, ее выступающими лопатками. Я просто кайфовал от нее. Он была такой живой, такой нежной, такой настоящей. Я не мог оторваться.
Вскоре я не мог себя сдержать и излился в нее вулканом страсти, тяжело дыша.
— Успокоилась? — проронил я, рухнув на кровать.
— Вполне, — она ухмыльнулась.
Я понимал, что она отошла. Это мне важно, не хочу забивать себе голову еще и ее загонами.
— Выпей таблетку, — напомнил я.
— Ага, — она завиляла бедрами в сторону ванной.
Я прислонил голову на подушку и просто погрузился в свои мысли.
Шершень на 3 этаже. Его дочь голая у меня в ванной. А я на мягкий простынях и с пустыми яйцами. Все хорошо.
Вероника
С меня стекло 7 потов, после того как я пробежала вокруг дома сотню раз. Хотелось выплеснуть свою энергию, свою злость и бежала, бежала по кругу.
Я остановилась у машину. Взглянула на нее. Подошла ближе. Плюнула на нее, пнула по колесу, так, что аж нога заболела. Сука.
— Проклятая железяка, — я прижалась спиной к двери, посмотрела на закатное небо.
Я винила эту машину в том, в чем она не виновата. Хотелось винить кого-то, даже Диму, но только не себя. Не знаю почему, но мне было почему-то важно, обвинить кого-то в том, что мне, толи больно, то ли все равно. Я хотела кого-то винить в своих проблемах и переживаниях. Просто мерзко. Чувствуя то, как машина печет мне спину, я чуть отстранилась, разминая ноги. Я согнулась, опуская руки на колени. Поза какой-то недособаки, но мне так удобно. Теперь я смотрю на газон. Не интересно. эта зеленая трава мне уже приелась.
Я ощущала себя такой беспомощной, что до безумия хотела раствориться в этих синих на небе облаках. Раствориться там и не думать о свободе, о том, что нужно выбирать, о том, что не нужно говорить с отцом. Я хотела стать просто облаком и плыть по небу, а не думать, где они держат моего отца и жив ли он еще. Все таки Шершень, если быть откровенным, не был мне совсем чужим человеком. Он занимал в моем сердце особое место, растил меня как "сотрудницу". А лучше бы как дочь воспитывал.
— Лунтик, Кузя, за мной, — крикнул парень, светловолосый качек, покрытый с ног до головы татуировками.
Я отвлеклась и уставилась на то, как собак выпускают из вольера, и они бегут за, как его там, Игорем.
Тут в мою голову пришло осознание. Они не охраняют то, что в доме, они охраняют то, что снаружи. Я вспомнила дверь, дверь, которая в лесу припрятана. Точно.
Как я была благодарна, что могу ходить свободно теперь и за территорией. Я дождалась пока Игорь и песики покинут двор и исчезнут за каменным забором. Стоит за ним проследить, что-то там прячут? А судя по кастрюле, которая была в руках блондина, кого-то. Мне нужно это узнать.
Глава 18 Скот и скотч
Вероника
Пробраться в это место было заданием не из легких. Я затаилась в кустах, дождалась пока охранник-истукан уйдет. Благо Лунтик и Кузя меня знали и ни в коей мере не считали «чужой».
Я повернула ручку тяжелой, уже заржавевшей двери и оттуда просто вылетел запах старины. Именно пожилого человека, который в той или иной форме не следит за собой.
Я огляделась. Сердце тормошилось, было готовы выпрыгнуть из груди. Дышать стало тяжело и из-за запаха и из-за страха.
— Ну и что ты снова приперся, — послышался хриплый мужской голос.
Я замерла. Легкие сжались.
— Чего приперся спрашиваю? — снова он.
Я переборола себя и сделала несколько шагов по каменным ступеням вниз.
— Игорь, блядь! — закричал старик.
Я сделала пару шагов и оказалась в серой, тускло освещённой комнате. Каменные стены, бетонные полы, пыль.
Мужчина лет 60 сидел в углу, вальяжно раскинув ноги в стороны. Он прислонился к стене. Я видела его грязные, голые ноги, его серые потрепанные, широкие штаны. Он сидел на железной койке. Такие ставят обычно в тюрьмах.
Тут был телевизор, большой, что показалось мне весьма странным. Старыми книгами был завален почти весь пол. Грязная тарелка поверх этой
