ещё.
Располосовывая пятно тонкими полумесяцами: вертикальный – вертикальный – горизонтальный.
– Что это? Что это, Настя? Дорогая моя, тебя не учили, как отжимать тряпку? Неужто Агата и этого не сумела?
Стоило отвлечься от нехитрой арифметики всего на миг, как тёткин голос снова ворвался в мысли. Всегда такой высокий, неровный, будто та никогда не могла определиться, в каком тоне ей говорить. Взлетающий то почти до визга, то опускающийся до еле внятного бормотания.
Вертикальная. Вертикальная. Горизонтальная.
Настина рука замерла. Тонкие дуги, выдавленные ногтем на восковом пятне, складывались в кривую «А».
«Агата».
Настя провела пальцем по неглубоким бороздкам. Не особенно понимая, что вообще делает. И ещё раз.
«А».
Воск так туго забился под ногти, что придётся вычищать его щёткой в клозете.
«Агата».
К своим шестнадцати Настя почти не помнила старшую сестру. Она и сама не знала, как это произошло. Агата растила её – одна, без родителей, – с самого малолетства. Но в памяти о ней отчего-то не осталось совсем ничего. Ни звука голоса. Ни цвета глаз. Образ её стёрся. Просто исчез.
«Всё началось с Агаты».
Или нет?
Настя посмотрела на иссечённую ногтем кляксу от свечи. Усеянная тонкими бороздками, она могла бы теперь ещё долго хранить бесконечный парад букв «А».
«Нет!»
Нет. Она избавится от него.
Пальцы крупно дрожали, когда она принялась за её устранение. Настя поддевала воск ногтями, скоблила, царапала, затем смачивала руки в воде и выковыривала забившуюся грязь.
Издали доносились голоса остальных воспитанников, звон перетаскиваемых с места на место вёдер, шлёпанье тряпок. И далёкий смех.
На лбу девчонки выступила испарина, завитки выбившихся из косы волос налипли на шею. Но чем сложнее воск отходил, тем с большим остервенением Настя тёрла потемневшую от влаги половицу.
– От этих баринов столько грязи, – на тёткиных губах почти всё время играла легкомысленная дурманная улыбка. – А с виду такие все расфуфыренные, напомаженные… И зачем только столько денег тратить в «Арно и Ко», раз всё равно свиньи…
Торговый дом «Товарищество Арно и Ко» был не для бедных. С пышно украшенными витринами, что пестрили алыми, золотыми, синими склянками, обёртками, коробками… С Агатой они могли лишь украдкой любоваться на убранство магазина сквозь стекло. С тёткой Паулиной Настя стала здесь постоянной посетительницей. Здесь ей впервые купили собственную розовую воду, отсюда было её первое молочное мыло. Оно пахло лавандой…
– Сама виновата, надобно убирать сразу, или так и будешь корячиться до кровавых соплей.
Настя со всей силы швырнула тряпку в ведро. Вода расплескалась, ведро пошатнулось. Приютская закрыла руками лицо.
«Хватит-хватит!»
Она снова принялась за ступень. Тёрла и тёрла. С неистовством. С яростью. До тех пор, пока в какой-то миг ей не показалось, что пятна из чёрных превращаются в пепельно-серые, пляшут. И тогда, вновь зажмурив глаза, она с силой ударила кулаком по ведру.
Вода выплеснулась ей прямо на платье. И теперь оно тоже, как и всё вокруг, было залито грязью.
«Один плюс один – два…»
* * *
Прошёл час – или, быть может, целая вечность, – прежде чем приютской наконец удалось справиться с лестницей.
Утерев пот со лба тыльной стороной ладони, Настя подняла ведро и выпрямилась. Впереди ждал последний этаж. Она знала – сейчас там были почти все. Её приятели и приятельницы. Даже Маришка. Но Насте отчего-то видеть их совсем не хотелось.
Незваные воспоминания слишком разворошили мысли. Встревожили. Расстроили.
Она запрокинула голову. С мгновение пыталась понять, что ждёт её там – дальше. Чердак.
«Нет, туда я точно одна не пойду».
– Чаго вс-стала, м-м? – от скрипучего голоса Терентия, раздавшегося откуда-то сверху, приютская даже не дёрнулась.
А ведь, вероятно, он рассчитывал её напугать.
Он стоял лестничным пролётом выше, навалившись на перила всем весом. Их с девчонкой разделяло аршинов пятнадцать, но Насте всё равно захотелось отшатнуться. Чего она, впрочем, не сделала.
– Я… – она не нашла, что ответить. Впервые за долгие годы, пожалуй.
– Пшла работать! – рявкнул Терентий, и голос его эхом отразился от полукруглых стен галереи. – Да не туда! – крикнул ей в спину, стоило Насте чуть ли не бегом направиться в сторону голосов старших воспитанников: от него подальше. – Вас и так там, шо грязи, – она обернулась и увидала, как рот его кривит сальная усмешка. – Давай-ка на чердак.
Губы приютской дрогнули. Она окинула беглым взглядом нижние галереи и лестницу. Разумеется, никого из ровесников там не наблюдалось.
– Мне нужно позвать кого-нибудь в помощь, – попыталась заискивающе улыбнуться она, но не вышло. – Я только скажу остальным, что…
– Отлынивать вздумала? – смотритель оттолкнулся от перил и двинулся к ней.
– Да нет же…
– Я. Сказал. Пшла. Работать!
Настя вскинула ведро, инстинктивно прикрывая им грудь и живот. Смотритель стремительно приближался. И ей это совсем не нравилось.
Воспитанница торопливо двинулась наверх, обходя домоприслужника по дуге, стараясь быть как можно дальше от него. Не сводила с Терентия настороженного взгляда. Он остановился на лестничной площадке. Всего в паре аршинов от неё. Стоял и молчал, только глаза его неотрывно следили за её передвижениями. Да лицо перекосилось в странной гримасе, походящей вроде как на… ухмылку, а вместе с тем – на оскал.
Приютская поднялась на следующую ступень – тоже молча. И ещё выше. Выше. Стараясь ступать так быстро, как только было возможно. Пока не обогнула домоприслужника. И лишь после этого немного замедлила шаг.
Её руки и губы дрожали. Она всё не сводила глаз с Терентия. А тот по-прежнему сверлил её тяжёлым взглядом. Теперь уже снизу вверх. И молчал.
И скалился.
– Г’ебят! – вдруг позвала она голосом тонким и дрожащим. Так громко, что своды потолка ей вторили дребезжащим эхом. – Поможете мне с чердаком?
Она замерла на мгновение, надеясь услышать что-то в ответ, затравленно глядя на Терентия.
Смотритель стоял уже достаточно далеко. А потому она не сумела расслышать, что он прошипел, глядя ей прямо в глаза. Не сумела расслышать, но сумела понять.
Науськанная тёткой и не самой простой доприютской жизнью, Настя отлично смогла прочитать по губам будто под дых ударившее слово «дрянь».
На чердаке было окно. Полукруглое, местами заколоченное прогнившими, а то и развалившимися надвое досками. Местами сквозь него пробивались тусклые лучи полуденного солнца – такие же серые, как и вчера. Кроме окна, здесь не было других источников света. А у Насти не было с собой лампы.
Зато были спички.
Она нашарила их в глубоком кармане платья. Чиркнула одну о коробок, огляделась. К своему невесёлому удивлению, Настя поняла – похоже, все чердаки в мире выглядят одинаково. Мрачные пыльные
