— Там дальше есть фотография Клима с его невестой.
Я, естественно, не могла пройти мимо такого фото. Я тут же бросилась к этому «подальше» и увидела, что у бывшей невесты Клима было круглое личико и настырные глаза.
— Они ведь расстались? — спросила я госпожу Зегзица.
— Да, — сказала она, и в голосе её читался вызов.
— И она вышла замуж за другого?
— Уже развелась, — сказала, как припечатала, госпожа Зегзица.
Можно было предположить, что госпожа Зегзица всё ещё видит эту девушку невестой Клима. Но поразмышлять об этом мне, к счастью, не пришлось. Потому что Клим закончил свои разговоры, и теперь спускался по лестнице, неожиданно привлекательный в своей крестьянской кожаной куртке, и грубых ботинках. Впрочем, ему всё шло.
— Пойдём? — спросил он меня, — такси уже ждёт. Пока мам.
— Пока, — ответила госпожа Зегзица.
Когда мы с Климом вышли из такси, над морем уже сгущались сумерки. Его волны лениво наползали на песок, а на огромном небе пламенел оранжевый закат.
— Красиво, правда? — спросил мен Клим.
Он стоял и смотрел вдаль, мне был виден его чёткий, породистый профиль, и пряди тёмных, жёстких волос.
— Да, очень, — сказала я.
— Летом здесь можно купаться.
— На Венере есть самый большой бассейн во вселенной. Когда стоишь на одном его краю, другого не видно. Он очень похож на море.
С небольшой поправкой — тот бассейн был лучше, чем это холодное море, гнавшее в линию прибоя пучки грязных водорослей. Но я об этом Климу не сказала.
— Тебе совсем не нравится на Земле? — спросил меня Клим.
— А тебе здесь нравится?
— Да. Очень.
— И никогда не хотелось переехать в космос?
— Нет, — пожал плечами Клим.
Я на секунду, даже, подумала что он врёт. Что он просто притворяется, ведь не может же быть такого, чтобы человек побывал в космосе, и не понял, насколько там лучше по сравнению с Землёй. Но нет, Клим говорил искренне.
— У вас здесь, на Земле, очень тесно, — сказала я Климу.
— Тесно? — рассмеялся он, — если сесть на лодку, и плыть по этому морю, то будешь плыть и плыть несколько дней, а море все не кончится.
Он был очень красивым, когда смеялся. Ему это очень шло.
— Твоя мать показала мне фотографию твоей бывшей девушки. Как её звали? — ревниво спросила я у Клима.
— Улла, — не задумываясь ответил он.
— Твоя мать до сих пор держит её фото на самом видном месте. Она очень любила Уллу?
Клим мягко усмехнулся.
— На самом деле нет, — сказало он, — они дико скандалили. В Какой-то момент Улла, даже заявила мне, что я должен прорвать с матерью всяческие отношения, вообще.
— И ты выбрал мать? — спросила я.
— Нет. Я сказал Улле, что не бросил её, когда мать на этом настаивала, и не брошу мать, даже если Улла об этом просит. И она со мной рассталась. В тот же год вышла за другого. В отместку, видимо.
— Ты очень огорчился?
Клим на мгновение опустил ресницы.
– Я тогда слишком устал от них обеих, — сказал он, — и, кроме того, это было давно. Смеркается. Поедем домой?
— Но мы только что приехали.
Мне не хотелось «домой». Кроме того, в кармане у меня лежал билет на Венеру. Мне надо было поговорить. Я на брала в лёгкие воздуха и сказала:
— Я улетаю.
Клим вскинул на меня взгляд. И взгляд его стал жёстким.
— Зачем? — спросил он.
— У меня концерт. Я не могу не лететь. Я должна выступить.
— Зачем? Зачем тебе выступать?
И какой же глупый это был вопрос.
— Я люблю петь. И это мой единственный шанс вернуться в космос.
— Тебе так важен космос? — спросил Клим.
Он не выглядел несчастным. Он не казался огорчённым, от того, что я улетаю. Он был, скорее зол. Он стиснул губы, между бровей у него залегла напряжённая складка. И я вдруг, спросила его.
— Ты полетишь со мной?
— С тобой? — холодно спросил он, — на Венеру, что ли? А как же Эбрел?
— Я могу и не выходить за него.
— Да что ты? — усмехнулся он, — Правда, можешь?
Я всё ещё не могла его понять, я не поняла, что он ко мне чувствует, что скрывается за этим холодным осуждением — а ведь это было так важно, это было важнее всего. И севшим от волнения голосом я спросила:
— А ты сам на мне женился бы? Ты каждый раз дёргаешься, когда я к тебе прикасаюсь!
Последние слова вылетели из моего рта против моей воли, я не хотела этого говорить, я хотела сказать совсем не это. Мне тут же стало стыдно, мне стало страшно, что Клим сейчас ответит мне простым «нет».
Но он вдруг разволновался. Он разволновался не меньше меня, его щеки запылали, взгляд заметался по моему лицу, его холодный панцирь был пробит.
— Я думал об этом, — глухо сказал он, — я об этом думал.
И, видимо, машинально, он протянул руку, и коснулся пальцем моих губ.
В страхе я отшатнулась от него — и тут же горько об этом пожалела. Потому что я только что убила момент, который мог нас сблизить. Но я всё ещё боялась. Не Клима, конечно, нет. Я боялась своих чувств, я боялась что сейчас сделаю глупость, и уже никуда не улечу. Что я останусь на Земле.
— Значит, ты ещё не решил? — зло сказала я Климу (и какая-то часть меня в это время умирала).
Но Клим не умирал. Он очень легко вернулся в своё холодное, осуждающее состояние.
— Алесия, — сказал Клим, и в голосе его был лёд, — ты не должна делать выбор между мной и Эбрелом, это совсем другой выбор, разве ты этого не понимаешь? Выходить за Эбрела только потому, что у него есть деньги на твою карьеру — не правильно. Это абсолютно неправильно, это мерзко, и именно поэтому я не могу жениться на тебе, я не хочу, чтобы такая женщина была матерью моих детей! Я ждал, что ты это осознаешь, сама, и тогда я смогу на тебе женится!
«Ну вот и всё», — поняла я. Всё, можно больше не мучиться любовью. Потому что слова Клима были как удар, его слова были как пощёчина. Я недостаточно хороша, чтобы быть матерью его детей!
— Прощай, Клим, — сказала я, и побежала к такси.
— Алесия, стой! — Клим бросился за мной.
И, может, он меня догнал. Догнал бы, и обнял — и тогда, может быть, всё бы пошло по другому, но он все ещё был очень слаб. Он пробежал пять шагов, и согнулся, задыхаясь. А я уже была у дверей такси. И, бросив на него прощальный взгляд, последний раз посмотрев на его силуэт, на глаза, которые, казалось, горели в этих сумерках, я захлопнула дверь.
