– Что это? — спросила я Клима, беря в руки газету.
Клим подошёл ко мне.
Статья действительно была обо мне. О том, как хорошо я пою. О том, как я талантлива. И о том, что в следующем месяце у меня будет дебютный концерт в главном концертном зале агломерации Венеры.
И где то в центре статьи я наткнулась на имя Эбрела. «Эбрел Доньярт, жених певицы», — было написано в газете.
– Эбрел даром времени не теряет, — мрачно сказал Клим.
38. Земляне.
Эбрел, действительно не терял времени даром. Каждый день я узнавала что-нибудь о моем грядущем выступлении. Нет, больших разверзнутых передовиц, посвящённых мне и моему таланту, больше не было. Но если я начинала читать новости, то где-нибудь обязательно натыкалась на своё имя. Так я узнала, что занимаюсь под началом известного профессора Болотова. А концертные платья мне шьёт Лилит. Я усиленно репетирую каждый день — вот фото моего репетиционного зала. И можно было предположить, что я где-то там, в космосе, на орбите Венеры, усиленно репетирую и примеряю платья. Но ведь это было не так, меня не было ни на какой орбите, я сидела на самой что ни на есть Земле, в доме родителей Клима, в тесной комнатке, у ковра с оленями.
Правда, это было ненадолго. После чтения той самой первой статьи о моем выступлении я продержалась только двенадцать часов — а потом, тайно, никому об этом не сообщая, купила себе билет на Венеру, хотя и без определённой даты вылета. Но легче мне от этого не стало. Наоборот, я окончательно почувствовала себя человеком с раздвоением личности. Я читала в новостях о своей жизни на Венере, оставаясь при этом на Земле, и кивала, когда Клим строил планы на весну — куда можно отправиться, какие места на Земле посмотреть, — намереваясь, при этом, улететь от него в самое ближайшее время.
Правда, я никуда не летела. Я сидела в доме родителей Клима, ела их обеды-завтраки, а драгоценное время, в течении которого я на самом деле могла бы репетировать, уходило. И, при этом, я отлично понимала, что здесь, на Земле, меня держат ни запреты Карензы, ни забота о репутации Бибианов, ни даже не забота о моей собственной репутации. И не надо думать, что мне вдруг понравилась сама планета Земля. Нет, никакой радости мне земная жизнь не доставляла.
Семья Клима, как и все земляне, жила на природе. Но если в космосе природа это эстетически выверенные, художественно расставленные растения, от красоты которых буквально замирает дух, то здесь, на Земле это были какие-то загаженные тоскливые пейзажи. Не на всей Земле, конечно, всю её я не успела посмотреть. Но вокруг дома Клима — точно. Распаханные поля, посеревшие от времени хозяйственные постройки, жухлая трава, горки холодного снега — как же всё это было уныло. Конечно, может мне просто не повезло, может дело было только в том, что на дворе стояла зима, может весной в этой деревне все цвело буйным цветом. Но ведь от зимы тоже никуда не деться, на Земле она случается каждый год.
Дом, в котором жила семья Зегзица тоже красотой не поражал. Он был старенький, крашенный, и краска его давно выгорела на солнце. Внутри всё тоже было каким-то поношенным-подержанным. Старая мебель, которой, наверняка, пользовался ещё дед, или, даже, прадед Клима, линялые занавеси. Нового не было ничего — только домашняя техника. Вот её, видно было, что обновляли регулярно. То же было и с одеждой. Сестра Клима, уезжая из родительского дома, оделась во вполне приличный костюм, даже изящный, её муж тоже был одет достойно, на самом деле, он мог бы и в космос отправиться в том, что на нём было — мужская мода везде примерно одинакова. Но, по родительскому дому, и сестра Клима и её муж разгуливали в каких-то обносках. И по такому принципу одевались все они.
Да, и вообще я с родственниками Клима не особо сдружилась. Я не понимала их, я совсем не понимала, как можно так жить. Ведь семья Клима Зегзицы была небогатой, никакого отношения к «Цветам Зегзицы» они, на самом деле, не имели. Отец Клима был дальним родственником основателя этой фирмы, чуть ли не однофамильцем, а сам по себе он был простым фермером. Семье Клима, конечно, хватало доходов — но только в пределах Земли. И, самое странное, что никто из этих людей и не стремился что-то поменять в своей жизни. У Клима было четверо братьев, и только один из них, самый младший, собирался поступать в институт. На археолога. Что, как вы понимаете, тоже к космосу его не приближало, потому что даже самым лучшим археологам абсолютно нечего копать в космосе.
Впрочем, родственники Клима тоже мне не слишком симпатизировали, и вот в этом их можно было понять. Ведь они читали прессу. Они знали, что я невеста Эбрела. Они знали, что Клим чуть не погиб из-за меня. Они были достаточно вежливыми, чтобы не говорить мне этого прямо в лицо, но я регулярно читала на их лицах «Зачем она, такая, здесь?», а, так же: «Чем все это кончится?». Потому что, на самом деле, намерения Клима были непонятны даже мне. Я даже не была уверена, что я Климу нравлюсь. Что он позвал меня в свой дом потому, что я ему нравлюсь, а не потому, что у него в голове бродят какие-то выспренные благородные идеи.
И, казалось бы, что мне вообще делать на Земле, когда меня ждёт невероятная будущность на Венере? Но день шёл за днём, а я никуда не улетела. Я чувствовала, что не могу улететь, не поговорив с Климом, не расставив все точки над «и». И удобный случай для такого разговора мне вскоре представился.
39. Признание.
Мы собирались посмотреть море. Был уже вечер, солнце касалось края деревьев, и Клим говорил, что сильного ветра не будет. Я стояла у двери в шапке, шарфе, варежках, и тёплой куртке, которую мне одолжила сестра Клима, и ждала, пока Клим переговорит со своим врачом, внезапно позвонившим, чтобы справится о его самочувствии.
Я стояла, и разглядывала фотографии в рамочках, висевшие на стене. Там было много разных детей, и какое-то время я развлекалась, пытаясь угадать, кто же из этих пухлощёких нарядных ребят — Клим. Двигаясь вдоль стены, я, как будто отматывала время назад, дети становились младше, родители Клима — моложе. Одним из последних висел свадебный снимок госпожи господина Зегзицы. Мать Клима на этой фотографии казалась на удивление красивой. Не в каноническом смысле этого слова, но что-то в этих тяжёлых, крупных чертах привлекательное было, и она казалась вполне достойной парой отцу Клима, который обладал весьма изящной внешностью. «Юрий Зегзица и Коринна Корина, в день свадьбы» — гласила надпись под фотографией.
«Коринна Корина» — забавное сочетание имени и фамилии свидетельствовало о том, что, хотя бы, у родителей этой предельно серьёзной женщины чувство юмора было.
— Это моя свадьба, — раздался голос госпожи Зегзицы.
Я обернулась, и увидела, что она стоит поодаль и смотрит на меня.
— У вас очень красивое свадебное платье, — сказала я.
И мне, даже, не пришлось врать. Платье действительно было красивым. Стилизованное под что-то древнегреческое оно идеально подходило молодой Коринне Кориной.
