— Скорее всего у него не шрамы, а просто царапины. Ты готова ехать к моим родителям? Вещи тебе не надо собрать?
И я, представьте себе, вдруг подумала, а как к этому отнесётся Эбрел. Фелиция так рьяно защищала Эбрела, так была ему предана — до сих пор. И мне, на мгновенье, захотелось быть лучше Фелиции. Но я была на Земле, Эбрел был далеко, и я смогла отогнать от себя этот морок.
— Сейчас соберу вещи, — сказала я, Климу, — и поедем.
37. Убежище.
Как я уже говорила, планета Земля казалась мне тесной. От дома Карензы, до ближайшего торгового центра такси доставило меня, буквально, секунд за тридцать. И то большая часть времени ушла на посадку и взлёт. До госпиталя в Далате было три минуты лёту. До дома Клима пятнадцать. И, даже, если бы захотела лететь на другой конец Земли, и то, на это путешествие ушло минут сорок, не больше.
– Остановите здесь, — сказал Клим автоматическому такси.
Такси остановилось посреди каких-то пустырей.
– Ты не против пройтись немного пешком? — спросил меня Клим.
Я, на самом деле, была против. За открытой дверью такси виднелась жухлая трава и раскисший, явно скользкий дёрн. Но Клим, как будто, нуждался в такой прогулке, и перечить ему я не стала.
— Ладно, пошли, — сказала я, смело выпрыгивая из такси.
– Спасибо, — поблагодарил меня Клим.
Было прохладно. Не минус двадцать девять, конечно, но пар изо рта шёл. На засохшей траве лежал иней, в прогалинках мелкие лужи были наполовину поддёрнуты льдом. По небу неслись низкие облака, в воздухе пахло сыростью и землёй.
– Идти недалеко, — сказал мне Клим, — вон там начинается тропинка.
«Вон там» — это возле какой-то кучи мусора. Вернее, это для меня была куча мусора, но по тому, как аккуратно были сложены эти куски дерева, обломки стекла, и обрезки резины, было понятно, что весь этот хлам планировалось когда-нибудь снова пустить в дело. В космосе с мусором было проще, его можно было просто сбросить куда-нибудь на Марс. Но тут до Марса было далеко.
– У нас, может, не очень роскошно, — извиняющимся тоном сказал Клим, — зато безопасно, территория окружена защитным полем, никто посторонний не пройдёт.
– А что, на Земле такая преступность, что надо ото всех отгораживаться? — уточнила я.
– Нет, конечно, это так на всякий случай. Ты, если что, не обижайся на моих родителей.
Это была такая резкая смена темы, что я опешила.
— А почему я должна них обижаться? — спросила я.
— Ну, мало ли…
Клим остановился, ему снова стало плохо. Я с готовностью к нему бросилась, подспудно ловя себя на мысли, что мне просто хочется пообниматься. Но Клим отстранился от меня.
— Там, за сараем, дом. Мы уже пришли.
За сараем, невысоким дощатым строением, действительно был большой дом. И, видимо, тут на самом деле незамеченным никто не мог пройти, потому что на крыльце этого дома уже стояли люди, довольно много людей. И все они смотрели на нас.
– Ну что? — спросил меня Клим, — Пойдёшь? Там мои родители, братья, сестра с мужем и их дети.
– Конечно пойду, — сказала я, немножко, даже, оскорбленная тем, что по мнению Клима я могу испугаться родителей, братьев и сестру Клима.
В конце концов, я ведь, на самом деле, ни в чём не виновата.
– Мама это Алесия, я тебе о ней рассказывал, — сказал Клим, когда мы поравнялись с крыльцом.
И он, как я поняла, совсем не просто так в первую очередь обратился к матери. Это была внушительная женщина с властным лицом. Я уже видела её в больнице, и тогда мне показалось, что это очень изящная дама. Однако сейчас, увидев её вблизи, я решила что она, на самом деле, совсем не красивая, что черты у неё грубые и тяжелые. Но, при этом, она показалась мне удивительно похожей на красивого Клима. Особенно глазами. Особенно холодным, осуждающим взглядом.
– Да, я помню, — сказала эта женщина, глядя на меня, — проходите Алесия. Рада вас видеть.
Остальные члены семьи почтительно что-то поддакнули и все мы вошли в дом.
– Мама, проводи Алесию в её комнату. — Сказал Клим матери, — ты ведь подготовила ей комнату?
– А как же, — сказала эта женщина.
Она принялась тяжело подниматься по лестнице, и я пошла за ней. В комнате, предназначенной для меня, было тепло, душно, и полутемно. В окно барабанил начавшийся то ли дождь то ли снег, над кроватью висел ковёр.
– Мой сын много говорил о вас, — сказала мне госпожа Зегзица, пошире одёргивая занавески.
— Надеюсь, только хорошее, — пошутила я.
Но мать Клима не была расположена к шуткам.
— Клим всегда о всех отзывается хорошо, — оскорблено сказала мне она, — он очень хороший человек. Ванна в конце коридора.
И она вышла.
Я успела сходить, вымыть руки, развесить одежду в пустом шкафу, посмотреть в окно, и убедиться, что тучи только сгустились — и в мою комнату постучали.
— Можно?
Это был Клим.
— Проходи.
– Мама тебя не слишком напугала? — спросил Клим, садясь на старенький стульчик у двери.
– Не напугала, — сказала я.
– Я пришёл позвать тебя к столу.
Пришёл позвать — и не звал. Клим сидел, и смотрел на меня. Я тоже села. Силуэт Клима терялся в дождевых сумерках, его голос успокаивающе журчал. Мне было как-то тепло на душе, тепло и тревожно одновременно.
– Зачем ты меня пригласил к своим родителям? — спросила я Клима.
– Я… Ну, я… — Клим замялся, — Я же сказал, что, боюсь за тебя. Я спрашивал инспектора Виллемса, не думает ли он предоставить тебе охрану, а он сказал, что нет. Тебе — нет. А Эбрел сам от охраны отказался.
Но в этот раз я не умилилась тем, как Клим обо мне заботиться. Я поняла, что ожидала от него другого ответа.
– Но я ведь не могу всю жизнь тут у тебя прятаться, — задиристо сказала я Климу.
– Нет конечно. Севелена равно или поздно поймают, — сказал Клим.
Дождь сильнее забарабанил в окно, в комнате совсем смерклось.
– Ты не устал? — спросила я Клима.
– Со мной все в порядке, мне просто надо поесть.
Но он не торопился уходить, он всё так же сидел на своём месте.
– Алесия, обед готов, — раздался снизу властный голос матери Клима.
— Пошли, — сказал Клим, вставая, и открывая дверь.
В коридоре ярко горели лампы, и когда Клим открыл дверь, квадрат света упал на застланную покрывалом кровать. А на кровати лежала газета, на первой странице которой я с удивлением увидела своё имя. «Алесия». «Алесия Норова, певица», — было написано там.
