что всё будет хорошо… А далеко до Одессы? – спросила у Фролки.
– Одной ногой, как говорится, уже в ней, – ответил тот.
Каролина с улыбкой взглянула на Бошняка.
– Может, и правда повернём?
Лес закончился, и воздух над трактом наполнился странным звоном, будто где-то далеко впереди из ящика в ящик пересыпали тяжёлые гвозди.
Каролина перестала улыбаться. Звон нарастал.
Впереди тянулся неровный строй каторжан, слышались окрики конвойных. Фролка недоумённо поглядел на Бошняка. Тот кивнул в сторону этапа:
– К ним держи.
Бошняк повернулся к Каролине. От его взгляда ей стало неловко.
– Вы знали подполковника фон Пелена? – спросил Бошняк.
Каролина высвободила руку.
– Как же? Фон Пелен. С Пестелем дружен был, – продолжил Бошняк. – На Кавказе с капитаном Ушаковым воевал. В свите государя Александра Павловича до самой его кончины состоял.
– Не помню! – сказала Каролина.
– Очень хочется, чтобы и он вас не вспомнил, – заметил Бошняк.
Скрипели рессоры. Вокруг, перекрывая кандальный звон, оглушительно стрекотали кузнечики.
– Отпустите меня, Саша, – посоветовала Каролина. – Отпустите меня сейчас. Это нехорошо – обманом везти.
Измождённые, покрытые щетиной колодники волочились по тракту, гремя цепями. Они шли всего лишь пару часов, но дорога уже съела их мысли и надежды.
Бошняк поднял руку.
Охранники дали этапу приказ остановиться. Подбежал рябой охранник с густыми рыжими, похожими на щётку усами. Бошняк развернул перед ним бумагу с печатью.
– Фон Пелен в твоей партии, братец? – спросил.
Охранник повернулся к каторжникам, стал высматривать.
– Пелен! – крикнул. – Подь!
Из толпы выделился щуплый человек с узким лицом и взлохмаченными светлыми волосами. Гремя кандалами, он неловко подошёл к повозке, взглянул на Бошняка.
– Присаживайтесь, Михаил Дмитриевич, – проговорил Бошняк. – Отдохните.
Фон Пелен посмотрел на охранника. Тот кивнул.
Звеня цепями, фон Пелен забрался в экипаж, поклонился Каролине.
– Позвольте представиться, – сказал Бошняк. – Бошняк Александр Карлович. Мы могли встречаться с вами в Одессе.
– У вас не найдётся тряпицы? – спросил фон Пелен. – Кандалы ноги трут.
Каролина взглянула на сочащиеся кровью щиколотки, не стесняясь, задрала подол платья и оторвала от нижней юбки два лоскута.
– Ну что вы, Каролина Адамовна, – сказал фон Пелен. – Право, не стоит.
Он принял тряпьё и стал неумело подтыкать его под железные скобы.
– Нам подвод не подогнали, – сказал, морщась от боли. – Говорят, на следующем постоялом дворе… подводы. Вот и идём.
– Позвольте мне, – опустившись на колено, Каролина принялась бережно обматывать лоскуты вокруг ног фон Пелена.
Каторжники, как гуси, вытягивали шеи и смотрели на преклонившую колени даму.
– Вы ещё похорошели, – сказал фон Пелен. – Казалось бы, невозможно боле…
– У меня будет ребёнок, – сказала Каролина, продолжая обматывать ему ноги. – От графа Витта.
– Прекрасная новость, – сдержанно проговорил фон Пелен. – Передайте ему… Впрочем, что ему можно передать?
Он с любопытством поглядел на помрачневшего Бошняка.
– О чём спросить собирались?
Бошняк не ответил.
– Александр Карлыч… – окликнул фон Пелен.
Бошняк поднял глаза.
– Что можете сказать о капитане Ушакове? – не сразу спросил он.
– Дмитрий Кузьмич – герой Кавказа, – сказал фон Пелен. – Недюжинной смелости человек. Воевал лихо. На зачистках хорош был. Анну на шею получил.
– Были в приятельских отношениях?
– Нет, – сказал фон Пелен. – Он и до ранения товарищей не держал.
– Как он пулю получил? – спросил Бошняк.
– Унтер-офицера из-под огня вынес.
– Фамилию унтер-офицера помните?
Фон Пелен покачал головой:
– Не при мне было. Но он его уже мёртвого вынес. Без головы. Говорю вам – чудной человек.
– Довелось ли вам общаться с Ушаковым после ареста вашего?
Фон Пелен с улыбкой посмотрел на него.
– Я в тюрьме пребывал, – проговорил он. – Да и сейчас занят.
Каролина закончила перевязку и села.
– Виделись вы с Каролиной Адамовной в Таганроге в последние дни государя Александра Павловича? – спросил Бошняк.
Стало заметно, что фон Пелен удивлён вопросом. Было неловко говорить о даме, да ещё в подобном тоне и в её присутствии.
– Я был отправлен в Москву с поручением за три недели до кончины государя, – наконец сказал он.
– В вашей тюремной переписке с Пестелем, – сказал Бошняк, – упоминается некая К.С. и какое-то дело.
Но фон Пелен уже пришёл в себя.
– Всё это эхо мятежное, Александр Карлович, – легко проговорил он. – Где кровью откликнется, где слухом… – фон Пелен кивнул на каторжников, – а где – звоном. И катится себе… Нешто эхо поймать можно? К.С. – это просто инициалы. Просто человек, которого мы знали с Павлом Ивановичем в лучшие времена.
Фон Пелен поднялся.
– Премного благодарен за перевязку, Каролина Адамовна, – сказал он. – Прощайте-с.
Фон Пелен осторожно спустился на землю.
– Следствие закончено, Александр Карлович, – в лице фон Пелена было спокойствие и ожидание тяжкого пути. – Одно могу пообещать, – фон Пелен посмотрел на Каролину ясными глазами, – что все тайны свои, вольные или невольные, унесу с собой в могилу.
Фон Пелен хотел увидеть в Каролине любой самый незначительный знак понимания его слов. Но она смотрела поверх его головы – туда, где сидели каторжники.
– Достойный ответ, Михаил Дмитриевич, – нарушил молчание Бошняк. – Большего мне от вас и не требуется.
Фон Пелен опустил глаза, согласно кивнул.
Бошняк наблюдал, как он ковыляет в поднимающийся с земли строй.
– Шагу! – крикнул конвойный.
Кандалы зазвенели в такт, этап двинулся и вскоре пропал, оставив Каролину и Бошняка на пустом тракте.
– Поворачивай! – сказал Фролке Бошняк.
Тот угрюмо оглядел поле, натянул вожжи, развернул двуколку, хлестнул лошадей. Экипаж, скрипя промазанными дёгтем осями, побежал.
– Давно беременны? – спросил Бошняк.
– Это вас совершенно не касается, – ответила Каролина.
До заставы молчали. Когда проехали сосняк и за полем показался полосатый шлагбаум, Фролка тихо проговорил:
– Ну слава тебе господи, добрались.
– Вас было трое, – сказал Бошняк. – Трое, кто должен был отравить государя Александра Павловича во время его пребывания Таганроге. Вы. Фон Пелен.
– Отчего же фон Пелен? – спросила Каролина.
– Пестель не стал бы писать записку непосвящённому. А посвящены, уверен, были только исполнители. В таких делах нельзя доверяться многим. Но был ещё третий, имя которого я не знаю. В записке к фон Пелену Пестель написал: «Я не буду упоминать и К.С., – Бошняк сделал ударение на «и», – среди имён заговорщиков…» Следовательно, им был известен ещё один участник дела. Три исполнителя. Видимо, каждый должен был действовать независимо, на свой страх и риск.
Будочник открыл шлагбаум и, выпрямившись в струну, замер.
– Вы правы, – спокойно сказала Каролина. – Ни я, ни фон Пелен не знали имени третьего. И фон Пелен действительно не мог отравить Александра Павловича.
Набежавший ветер смял поля соломенной, похожей на чепец, шляпки Каролины. Она придержала их, чтобы подробнее разглядеть лицо Бошняка.
– Во время аудиенции пузырёк с ядом был у меня в рукаве. До сих пор помню утомлённый болезнью благосклонный взгляд государя, – Каролина усмехнулась. – К нему на приём никогда не приводили содержанок. Граф Витт видел, как я взяла со столика чашку с отваром, чтобы передать её Александру Павловичу. Государь же смотрел больше на меня. Но в этот момент вытащить пузырёк не было никакой возможности, – глаза Каролины сверкнули. За этот тщательно скрываемый взгляд её и прозвали Демоном. – Может быть, кто-то упрекнёт меня в малодушии, но это был лишь твёрдый расчёт и понимание: если обнаружат меня, то остальные заговорщики уже не смогут подступиться к
