живу в глуши, занимаюсь полезным делом. Вы заходите-заходите, у меня в доме все просто, но удобно.
– А мы и сами простые, – подал голос Савмак. Все это время он присматривался к новоиспеченному знакомцу. – Ты, значит, вояка?
Жан пропустил их через дверь, кивая. Внутри оказалось просторно, обставлено аскетично – широкий стол, тут же кухня с очагом, в котором на вертеле крутится поросенок, широкие окна, чтоб побольше света попадало, пара дверей и ступеньки на второй этаж.
– Бывший вояка, – подтвердил Жан. – Уже много лет как отошел от дел и занимаюсь полезным.
– А разве сражаться за свою землю не полезное дело? – напрягшись и раздаваясь в плечах, с нажимом спросил Савмак.
Жан кивнул, он прошел к кухне и стал доставать тарелки.
– Полезное, – ответил он. – Но оно полезное, когда молодой, когда кровь кипит, а в руках сила и крепость. Теперь мне пришло время нести другую пользу. Мирную. Вы рассаживайтесь за стол, как удобно. У меня без церемоний.
Олег сел с краю, Люсиль тут же примостилась слева, а болотница справа. Савмак занял место рядом с ней и поставил локти на столешницу.
– Воин всегда воин, – упрямо отозвался он.
– Верно, – согласился Жан и расставил перед ними глиняные тарелки. – Выправку и привычки не вытравить. Да и зачем? Тренировка тела помогает работе ума, потому и продолжаю каждое утро упражняться, как в былые годы. И все выходит, как ты предсказывал, вещий богатырь.
Жан посмотрел на Олега, во взгляде почтение и глубокая благодарность. Этот бывший вояка зря рядит себя в старики, хотя в волосах и бороде проседь, а на лбу две глубокие морщины, рано ему еще о смерти думать. Такие как он нужны человечеству, потому и спас его в той осаде. Выправка и воспитание у Жана военные, но нутро любознательное и тянется к раскрытию великих тайн мироздания. Олег вылечил его, когда Жан был генералом при смерти, и взял с него слово, что тот не забросит своих исканий и увлечений механиками. И пообещал, что пока ум будет работать, тело его не одряхлеет, только телу нужно помогать и заставлять работать.
Люсиль перевела непонимающий взгляд с Жана на волхва.
– А чем вы занимаетесь? – спросила она.
Тот снова посмотрел внимательно на Олега и ответил:
– Увидите. А пока ешьте. Все свежее, только с огня.
– Нам бы еще помыться, – вставила Люсиль и тут же втянула голову в плечи под суровым взглядом Олега.
Жан кивнул.
– Помоетесь.
На стол он подал сам, на предложение болотницы помочь напрочь отказался. В тарелках задымились свежеобжаренные куски мяса с сочными капельками жира и хрустящей корочкой. Одуряющий аромат раздразнил ноздри, даже у Олега призывно квакнуло в животе. Перед каждым появилось по миске с резаными овощами, вареной картошкой в сливочном масле и зелени. В середине корзинки с яблоками, душистым серым хлебом и лесным орехом.
Ели молча и быстро, долго заглушаемый голод вырвался на волю, и даже всегда чопорная, правильная Люсиль откусывала крупные куски мяса крепкими зубами и, как полагается, с наслаждением жевала. Болотница ела медленней, держа спину ровной, и все больше фрукты с овощами, но половину мяса в тарелке все же уписала. Савмак, необремененный манерами, бесхитростно впивался зубами в сочную, прожаренную плоть и глотал, почти не жуя. Щеки покраснели, плечи расслабились, а настороженность и агрессия ушли.
– Вот это, я понимаю, жрачка, – сказал он, приговорив свои тарелки и поглядывая в тарелку Олега. – Спасибо, добрый хозяин, не дал помереть с голоду. Пастор, ты это будешь доедать?
Он ткнул на ополовиненный кусок мяса в тарелке Олега.
– Жри, проглот, – отозвался волхв и подвинул ему свою тарелку, сам уже отъелся, пришлось распустить пояс на штанах. – Не переедай, а то обожрешься и спать упадешь. А нам в дорогу скоро.
Савмак охнул и нырнул пальцами в подставленную миску, выловив из нее сочный кус свинины.
– Да я бодр, как весенний ручей! – воскликнул он, закидывая кусок в рот целиком. – Жрать просто хочется страсть как. Я с самого города не ел.
– Сытое брюхо к учению глухо, – важно заметил Олег.
– Так я и не учусь, – обсасывая сочное ребрышко, отозвался ратник. – Я выполняю. Мне приказывают, я делаю.
Жан за самым краешком стола жевал небольшой кусок мяса и из-под густых бровей поглядывал на болотницу, которая словно специально то так, то эдак поворачивает точеный подбородок, выпрямляет спину, отчего ее высокая грудь становится круглее и выпуклее.
Он с шумом проглотил и сказал:
– Я сразу заметил, что ты вояка.
– А что? – уточнил Савмак с нажимом, заметив, как смотрит хозяин дома на болотницу. – Видно?
– Как мне однажды сказал вещий богатырь: «рыбак рыбака видит издалека», – ответил Жан. – Выправка, поведение, взгляд. Любое дело накладывает на человека отпечаток, и он глядит на мир через призму этого дела.
– А вы через какую призму смотрите? – пискнула Люсиль. – Вы ведь теперь не генерал, верно?
– Не генерал, – кивая, согласился Жан. – Мне теперь изобретательство ближе. Оно и всегда было милее, да только положение обязывало. А теперь, когда никто не знает о моем существовании, могу спокойно заниматься любимым делом.
Люсиль вскинулась, даже отодвинула тарелку.
– Ой, как интересно! Вы изобретатель? А что вы изобретаете?
– Сами увидите, – усмехнулся Жан. – Вам мыться, говорите, надо?
Щеки Люсиль покраснели, она послала вопросительный взгляд Олегу, молча спрашивая разрешения. Он сам готов хоть сейчас отправиться в дорогу, но женщины начнут ныть и страдать, что немыты. А хуже страдающей женщины ничего не бывает.
Олег молча кивнул, Люсиль воодушевленно заулыбалась и выпрямила спину.
– Как здорово. А куда идти?
Жан указал на дверь в самом углу помещения и проговорил:
– Вон там у меня комната для мытья. Все есть, разберетесь. Только купайтесь по одному, я ванную собрал лишь на одну персону. Не думал, что когда-нибудь гости появятся. Наверное, надо будет что-то еще придумать.
– Баню ставь, – уверенно сообщил Олег. – В бане можно разом выкупаться всем.
Взгляд хозяина дома снова скользнул по пышным формам болотницы, он проговорил, вытерев губы:
– Да вроде ж бани только в империи русов ставят.
Олег отмахнулся.
– Их везде ставят. И эллины ставили, и византийцы, и персы, и скифы. И вся, как ты зовешь, империя Русов тоже.
– Ну так то русы. Не по нашим законам как-то. Все же религия гласит не смывать с себя крещеную воду.
Брови Олега нахмурились, между ними пролегла глубокая морщина. Времена идут, а люди не меняются, делят друг друга на тех и этих, тамошних и тутошних. Оттого и все беды, что человечество не вникает в свою общую суть. Он проговорил,
