посадите?
— На ходу от двигателя заряжаем, там редуктор генератора предусмотрен.
— А горючего хватит?
— Хватит, хватит. Там расход небольшой, а у нас запасные канистры под пробку. И в Косово дозаправимся.
— Я бы не очень на это рассчитывал. Мало ли какие накладки.
— Да не бойся, я сто раз так делал, — Ромео тоже полез ложкой в котелок.
Шарена пасуль, суп фасолевый, название прямо из лексикончика Равшана и Джамшута, но вкусно. Или это с голодухи и сухомятки?
Милован цыкнул на слишком увлекшихся разговором партизан и прибавил громкости — пошла сводка. Бои на реке Миус, бегство немцев с Кубани, пробита дорога в Ленинград, Старая Русса еще держится. Главное же событие — большая победа в Африке, взяты Тунис и Бизерта, Роммеля вывезли, его армия сдалась, о чем с восторгом сообщил диктор. И в самом деле — сотни тысяч пленных!
Когда среди шороха и хрипа послышалась музыка, Милован взялся за суп, не замечая, что варево остыло. Но его можно понять — кругом родная Черногория, идет весна, немцев бьют, благодать!
Ночь, звезды, по ощущениям уже заметно выше нуля, да еще угли в очаге, на котором сварганили суп, давали ровный жар. Глиша пытался испечь на камнях лепешки, Бранко с Небошем растворились в темноте еще раз проверить посты, а Милован раскуривал трубку.
— Ну, видишь, в Тунисе все, как и предполагалось. В мае надо ждать Сицилию.
— Угу, но ты это лучше грекам расскажи, мне повторять не надо, — затянулся Джилас. — Скажи Владо, вот ты говорил про перерождение…
Я остановил его рукой и повернулся к Марко и Глише:
— Ребят, сходите, посмотрите, как там наши устроились…
— Да хорошо устроились, — удивился братец.
Но догадливый Глиша уже встал и потянул его за рукав:
— Мы и так отойдем, ругайтесь.
Я устроился поближе к очагу и ответил Миловану:
— Говорил и могу еще раз повторить
— Ну хорошо, — взмахнул трубкой Джилас, — а сам-то ты что будешь делать после войны?
— Я-то? В тюрьму сяду.
Он буквально проглотил следующий вопрос и некоторое время хаотично дергал рукой, но нужный жест не давался. Похоже, я сумел его крепко ошарашить, но настоящего коммуниста на понт не возьмешь и Джилас все-таки выдавил:
— В какую? За что?
— За то что не коммунист, — пошевелил я палкой угли, — или за то что русский.
Милован фыркнул:
— Ну ладно, я понимаю, за что можно посадить не коммуниста. Но русской это же не криминал!
Вот и пришло время узнать, насколько серьезно меня воспринимают. Своего рода момент истины, тут я вступал на офигительно скользкую тропку. Все нынешние партийные — сталинисты до мозга костей, нашим доморощенным поклонникам Иосифа Виссарионовича такая упертость и не снилась. И я грешным делом все чаще думал, что хрен бы Гитлеру хребет сломали без такой упертости, тут сшибка идеологий и любая мягкость и разнеженность весенняя ведут к гибели. Прямо как меня, ха-ха.
— Понимаешь, вы будете всех русских рассматривать как шпионов.
— С чего это?
— С того, что поссоритесь со Сталиным.
Джилас выпучил глаза и, наверное, покраснел, но в темноте не очень видно:
— Что ты несешь???
Я-то? Я несу возмездие во имя Луны, но Миловану об этом говорить не стоит.
— Ну вот смотри, давай помечтаем. Советский Союз разгромил немцев, а что дальше?
— Освобождение Европы, — ощерил зубы визави, — установление Советской власти!
— Согласен, — безмятежно кивнул я и подбросил чурбачок в очаг, — и насколько далеко СССР продвинется?
Джилас куда спокойнее принялся перечислять — тут уже не сомнения в непогрешимости вождя, а привычная политика:
— Польша, Финляндия, Словакия, Румыния, Болгария…
— Болгария переметнется, как только будет ясен исход.
— Почему?
— Я не могу представить болгар, воюющих с русскими. У них там пророссийские сантименты в полный рост, военные переворот устроят или придворные, уж не знаю. Ну да бог с ними, с Венгрией что?
Огорошенный перспективой союза с «монархо-фашистами», которые вот прямо сейчас давят, стреляют и вешают югославов, Милован ответил односложно:
— Оккупируют.
— А Германия, Италия, Франция?
— В Италии, как ты говоришь, высадятся союзники. Германию оккупируют частями, до Франции России не дотянуться, да и не пустят.
— Все верно, не дадут. А скажи мне, в этих самых Финляндиях-Болгариях, от Балтики до Ядрана, как дело обстоит с компартиями? Сильные, слабые, по сравнению с вами?
— У нас самая большая! — с законной гордостью тут же ответил член ЦК. — Ни у кого близко такой нет!
Угли подпалили чурбачок и языки огня немного разогнали темноту. На лицах заплясали красные отблески, придавая разговору оттенок инфернальности.
— Вот и смотри, и партия большая, и армия большая. И все идет к тому, что Югославию вы освободите сами, почти без внешней помощи. А во все остальные страны придет Красная армия, и тамошние слабые компартии будут на нее опираться, как минимум поначалу. И, следовательно, зависеть от Москвы. А вы — нет. У вас тут своя армия, свой интерес, и свое мнение. И логикой событий вас потащит к ссоре, что называется, двум медведям в одной берлоге не ужится.
— Коммунисты всегда между собой договорятся! — запальчиво возразил Джилас. — В конце концов, есть Исполком Коминтерна, чьи решения обязательны для всех!
Ну да, только некоторые равнее и сидящий в Москве Исполком неизбежно выполняет приказы Сталина — хотя бы потому, что у Коминтерна нет НКВД, а у Сталина есть. Только этого я говорить не стал, а шокировал утверждением, что Коминтерн не сегодня-завтра распустят. Точную дату я, разумеется, не помнил, но где-то в 1943 году, край в следующем. А когда Джилас удивился, рассказал про ленд-лиз, требования союзников, конвои с поставками —
