камеру, и оборачиваюсь посмотреть.
— Слишком поздно. Я стримила, все шло прямо в эфир. — У Макензи вид, будто ее хлопнули по физиономии пакетом замороженных рыбных палочек.
— Зачем? Какого черта, Мак? — Джейн вырывает камеру у нее из рук, но, как только Райан делает шаг, чтобы их разнять, в темноте вспыхивают красные и синие огни.
Прекрасно. У всех глаза как в мультике, когда на героев вот-вот наедет паровой каток. Огни появляются из-за моей спины.
Я оборачиваюсь — передо мной целая армия копов.
Понедельник, вечер
По официальной версии, меня арестовали за кражу школьной видеокамеры.
Я не могу это отрицать. Камера была у меня в руках, когда копы забрали мой рюкзак и обыскивали карманы. Неопреновый чехол где-то потерялся. Впрочем, больше ничего они не нашли, хотя женщина-офицер все время спрашивала, есть ли у меня наркотики.
— Если бы у меня были наркотики, у меня, наверное, были бы и деньги.
— Просто отвечай на вопрос. — Голос у полицейской был скорее уставший, чем злой.
Меня привезли в участок, когда всех остальных оттуда уже разобрали родители. Смотреть на Бетти и мистера Чейза с заднего сиденья полицейской машины — то еще представление. Но вот то, что никто не выглядел удивленным, — никогда не забуду.
Копы не стали заводить на меня дело, и женщина-офицер сказала, что школа вряд ли будет выдвигать против меня обвинения.
Входит еще какая-то женщина, и я сразу понимаю, что это соцработник. Она дает мне стакан воды и просит полицейских срезать пластиковый хомут, стягивающий мне руки. Мы сидим за металлическим столом.
— Спасибо, что заставили снять с меня наручники. — Я потираю запястья, беру стакан и делаю глоток.
— Меня зовут Мишель Джонс.
— Лейла Бейли. Приятно познакомиться, мисс Джонс.
Она смотрит на меня как учитель на нового ученика:
— Вообще-то доктор Джонс. Обычно маленьким я разрешаю называть меня мисс Мишель. Но ты ведь уже не маленькая?
— Уже нет.
Она выжидающе смотрит на меня.
— Можно звать вас Док?
— Отлично. А я буду звать тебя Лейла, если ты не против. — У нее губная помада с легким сиреневым оттенком, и она очень старается не улыбаться.
— Отлично, Док.
— Ну что ж, начнем по порядку. Тебя ни в чем не обвиняют, но уйти ты не можешь.
— Почему?
Она кладет на стол свой планшет и вздыхает:
— Я знаю, что какое-то время ты была сама по себе, и до этого тебе тоже приходилось заботиться о себе самой. Но факт в том, что ты несовершеннолетняя. Поэтому, пока мы не выясним, есть ли у тебя какие-нибудь родственники, тебе придется пожить в патронатной семье.
— Оу.
Вода в стакане закончилась.
— Дальше. Я знаю, что тебе не нравится эта идея. Я смотрела твое видео и могу сказать, что в доме абсолютно любой патронатной семьи нашей системы будет лучше, чем там, где ты жила. Есть замечательные люди, которые выделят тебе отдельную комнату. Они заберут тебя сегодня.
— Я хочу увидеть своего брата Энди. Вы можете это устроить?
Она кивает, глядя в свой планшет:
— Да, я так и думала, что для тебя это важнее всего. Я могу организовать вашу встречу уже завтра. Но мне нужно кое-что от тебя.
Я смотрю ей в глаза. Карие, как у меня и как у мамы, но совсем другие.
— Что?
— Ты умна. У тебя отлично получается скрываться ото всех. Тебе ничего не стоит исчезнуть, верно?
Нет смысла ей врать:
— Верно.
— Мне нужно обещание, что ты не поступишь так с этими людьми. Я отвезу тебя в свою любимую патронатную семью — поверь, это самые прекрасные люди, которых я знаю. Они очень хорошо относятся к детям, которых я им передаю. Но я отвезу тебя к ним и приведу твоего младшего брата только при одном условии — если ты пообещаешь мне, что не ускользнешь среди ночи и не напугаешь их. Ты не сбежишь?
Что бывает с плохими приемными детьми? Ты уже там, куда попадают те, кто никому не нужен. Куда попадают после?
Мне хочется ей ответить, что я поступлю, как посчитаю нужным. Что ничего не обещаю и буду бессовестной беглянкой. Но я так устала от всего и всех. Хочется чего-то другого. Я не знаю чего, но пока мои методы не работают и не дают желаемого. Надо попробовать по-другому, чтобы получить другой результат. И я киваю.
— Док, я очень хочу есть. И устала. И, думаю, заметно, что мне очень нужен душ. Конечно, я останусь с людьми, которые мне помогут в этом.
— Мне нужно, чтобы ты пообещала, Лейла. — Меня сверлят ее карие глаза.
— Я должна что-то подписать?
Она смеется:
— Ты не можешь ничего подписать, дорогая. Ты несовершеннолетняя. Я хочу, чтобы ты пообещала и пожала мне руку.
Я протягиваю ей руку:
— Я обещаю, что не сбегу из чудесной патронатной семьи, где есть душ и еда, а вы обещаете, что приведете ко мне брата.
Она берет мою грязную руку в свою, ухоженную, с красивым маникюром. И сиреневыми ногтями.
— Вам нравится сиреневый.
Она продолжает меня разглядывать:
— Ты предусмотрительная. Заставила и меня дать обещание.
— Вы же сами сказали, я умная. Я исследователь.
Минуту она разглядывает меня, и я вижу, как она прячет жалость под чем-то еще. Что-то похожее читалось на лице Бетти, когда она покупала мне одежду.
Доктор Джонс подписывает какие-то бумаги для полиции, и меня отпускают с ней. На улице снова темно, я совсем потеряла ощущение времени. Мы подъезжаем на ее маленькой сиреневой машинке к окошку «Макдоналдса», и я понимаю: видимо, уже утро, раз у них висит меню завтрака.
Она заказывает мне большой пакет всякой всячины:
— Придется немного проехаться, мисс Лейла.
Наверное, я ем слишком быстро, потому что она напоминает мне об апельсиновом соке.
Я жую и думаю о том, что у меня осталось.
— Кстати, копы не вернули вам мой телефон?
— Нет, к сожалению. Смотрят, нет ли какой-нибудь информации, которая поможет найти твою маму.
— Ну, так они ее точно не найдут. — Я за три укуса съедаю бургер и снова роюсь в пакете. — И когда мне вернут телефон?
— Я не знаю, но обязательно спрошу. Ты сказала, так ее не найдут. Что ты имеешь в виду?
— Она никогда мне не звонила. И не писала. У меня даже нет ее номера, только рабочий телефон.
Она делает маленький глоток кофе:
— Понятно.
Какое-то время мы едем молча. Я слизываю с пальцев остатки подливки от хашбраунов:
— Было очень вкусно. Спасибо.
— Пожалуйста.
— А
