Он посмотрел на меня очень пристально, я поежилась и никакне могла отделаться от ощущения, что бандит видит меня насквозь, что нарочноерничает и притворяется этаким рубахой-парнем, на самом же деле он очень хитрыйи прекрасно разбирается в человеческой натуре.
— Я знаю, где деньги, — сообщила я, — и отдамих. Но в обмен на его жену. Она — моя подруга, на этого, — я снова кивнулана Никиту, — мне свысока наплевать, делайте с ним что хотите, но пока я неувижу Ленку — причем живую, — ничего не скажу.
— Вот как? — Бандит подошел ко мне. — А неврешь ли ты? Может, ты все придумала прямо сейчас, чтобы от смерти спастись?
— Ага, и сюда в эту деревню притащилась, потому что заНикитой следила из ревности! — фыркнула я. — К ней вот, к этойшалаве, ревновала…
— Сама ты кошка драная! — завизжала Надька.
— С тобой бы я разобралась один на один, —мечтательно протянула я и сделала шаг по направлению к ней, — уж я бы тебеобъяснила популярно, как чужих мужей соблазнять, навсегда бы ты у меня этоделать зареклась!
— Да кто его соблазнял-то! — заоралаНадька. — Он сам готов был сразу в постель прыгнуть! Да кому он нужен-то —соблазнять его…
— Это верно. — Я снова поглядела на Никиту. Пускайбог когда-нибудь потом меня накажет за такие мысли, но я не испытывала к Никитени капли сочувствия, хотя и догадывалась, что живым он отсюда, из этого дома,скорее всего, не выйдет.
— Э, девочки! — напомнил о себе бандит. —Что-то мы от темы отвлеклись, нам туфту разводить некогда. Давай-ка по существу.Ты вообще откуда про деньги знаешь?
— От верблюда! — огрызнулась я. — Я с ними, сЛенкой и Никитой, в одной квартире живу, комнату там снимаю. Вчера онпритащился ночью чуть живой, от страха трясется весь. Я в коридор вышла исвоими глазами видела, что он кейс притащил и сумку.
— Врет она! — завопил Никита. — Не было уменя никакой сумки!
— Сумка спортивная, серая, — спокойно сказалая, — застегивается на «молнии», на боку надпись: «Adidas».
— Точно, — угрожающе протянул бандит.
— У меня давно подозрения были, — продолжалая, — что Никита — подлец, а тут он от страха стал сам не свой. Начал этойНадьке звонить, я разговор подслушала — там стенка тонкая — и поняла, что делоу них тут не любовное. Он напился и заснул, тогда я в комнату тихонько влезла,открыла сумку и увидела деньги. Считать не считала, но набита она былабанковскими упаковками, а в них — доллары.
— Врет она все, врет! — надрывался Никита. —Не было у меня никакой сумки! Она сама ее украла!
Бандит сделал еле уловимое движение бровями, тотчас же кНиките подошел самый огромный из его бойцов и, не примериваясь, двинул его полбу. Никитушка булькнул, как засорившаяся раковина, и заткнулся на полуслове.
— Вот так-то лучше, — произнес Хриплый, — ато орет тут, как младенец с грыжей, поговорить спокойно не дает. Ну, и чтодальше, было?
— Дальше я сумку унесла и перепрятала, — спокойноответила я, — хотела доказательство иметь, чтобы потом Никиту к стенкеприпереть. Как чувствовала, что вы его в покое не оставите после той перестрелкив ангаре.
— А откуда ты узнала, что в ангаре перестрелкабыла? — вкрадчиво спросил бандит, и глаза у него стали узкие, как бритвы.
— А это утром по телевизору в криминальных новостяхсообщили, — не моргнув глазом соврала я, — у нас бабуля в квартиреглухая совсем, у нее телевизор вечно орет, всем соседям слышно.
— Вот и к делу подошли, — заявил бандит ипридвинулся ко мне вплотную, — верю, что деньги у тебя. Так где они-?
— Ты что — глухой, как наша бабка? — Яотшатнулась. — Сказано было: деньги против Ленки. Не бойся, отдам, мнечужого не надо, тем более ваших криминальных денег! Предъяви мне подругу — ипоедем за долларами.
— Ты, девочка, не понимаешь… — завел он снова, —если я сейчас отдам тебя своим ребяткам… — он окинул меня взглядом с ног доголовы, — ну, думаю, минут на двадцать пять тебя хватит. А после ты ужсама все отдашь, только не обессудь — ребята на полдороге не остановятся. Оникак в раж войдут, их никак не угомонить…
Неизвестно, какие цели преследовал бандит, говоря мне всеэто, хотя, конечно, известно — он просто хотел меня запугать. Но никакогоиспуга он во мне не вызвал, потому что, во-первых, я и так ужасно боялась, иего слова страха не прибавили, а во-вторых, как раз после них я очень и оченьразозлилась. Передо мной возникло видение, как эти сволочи мучают Ленку, япоглядела бандиту прямо в глаза, и он даже слегка изменился в лице.
— Ага, как я посмотрю, это ты простых вещей непонимаешь, . — процедила я, — я же предлагаю тебе соглашение, всечестно. Ты же предпочитаешь идти более сложным путем — своих отморозков на менясобираешься натравить. Влезли, как хозяева, в чужой дом, а он, между прочим,солидному человеку принадлежит. Вряд ли ему понравится, если вы тут трупыоставите. Ты ведь сам говорил, что ребяток твоих не остановить потом будет. Илипросто пугал?
По лицу бандита пробежала тень, видно, он и впрямьчувствовал себя здесь не слишком уютно. Ему, конечно, нужно разобраться с намипо-быстрому и уносить отсюда ноги, но он почему-то тянул время.
И тут я поняла почему. И сразу стало так плохо, что яприсела на диван, потому что ноги не держали. Эти сволочи потому и тянут, чтоони уже убили Ленку и предъявить теперь могут только ее труп! А может, и егонету… Они вовсе не собирались возвращать ее Никите, хотели только, чтобы онотдал деньги, а сами, конечно, убили бы потом и его. Да и черт с ним совсем! Новот Ленка…
Увидев, что я обмякла, главный бандит оживился, подумал,очевидно, что я потеряла силы от страха.
— Ну-ка-, Баран, — проскрипел он, —пощекочи-ка ее ножичком, а то она думает, что мы тут все шутим.
Вперед выступил невысокий, довольно щуплый типчик, глаза унего были навыкате, и волосы вились, так что и вправду он слегка напоминалбарана. Он облизнул губы и направился ко мне маленькими шажками, слегкапританцовывая. Нож он держал в руке.
Я встала с дивана, чтобы встретить его лицом к лицу.Ненависть клокотала во мне и переливалась через край, требовала выхода.Хотелось броситься на них на всех и убить хоть одного, пока они не успели убитьменя.
«Стой! — сказал голос у меня внутри. — Стой имолчи!»
И я промолчала и вспомнила вдруг свою прабабку Софью, но нетакой, какой я ее видела — умирающей, а такой, какой ее запомнилисоседи, — очень худая старуха стоит, высокомерно выпрямившись, и глядит насвоих недругов горящими черными глазами.
Баран приближался ко мне, я не шелохнулась, только смотрелаему в глаза. Вдруг он выронил нож, схватился за виски, зашатался и с крикомрухнул на пол, после чего стал кататься по полу и орать. Руки и ноги у неготряслись, головой он бился о пол.
