Ответ. Определенно.
Вопрос. Она была одна?
Ответ. Да, сэр.
Вопрос. И на ней была вот эта вуаль, которую я держу в руках?
Ответ. Да, сэр.
Вопрос. И независимо от того, с какой стороны она приехала, уехала она в направлении Трентона?
Ответ. Да, сэр.
Вопрос. Вы стояли и смотрели, как она поехала в сторону Трентона?
Ответ. До тех пор, пока не скрылась из вида. Мистер Поллинджер. У меня все, мистер Коллинз.
ПОВТОРНЫЙ ПЕРЕКРЕСТНЫЙ ДОПРОС,
ПРОВЕДЕННЫЙ МИСТЕРОМ ЭНДЖЕЛОМ
Вопрос. Вы сказали, мистер Коллинз, что женщина была в машине одна?
Ответ. Так я и сказал, верно. Это правда.
Вопрос. Это был двухместный «форд»-купе, а сзади не было откидного места?
Ответ. Было, конечно.
Вопрос. А откидное сиденье было поставлено?
Ответ. Нет. Оно было откинуто.
Вопрос. Оно было откинуто. В таком случае багажное отделение было им перекрыто, и вы даже могли не заметить, что там кто-то прячется? Вы не можете поклясться, что женщина была в машине совершенно одна?
Ответ. Ну...
Мистер Поллинджер. Ваша честь, я возражаю и по форме, и по существу вопроса. Защитник пытается...
Мистер Энджел. Хорошо, хорошо, не будем спорить, мистер Поллинджер. Я удовлетворен. У меня все, Коллинз.
На этом допрос закончился, и свидетель был отпущен».
* * *
— Сейчас что-то произойдет, — сказал Билл Эллери на следующее утро в суде.
Поллинджер был человек-загадка. Маленький, с кислой физиономией, проницательными глазками и повадками профессионального игрока без возраста. В набитом народом душном зале суда он представлял собой само хладнокровие — худосочный, стерильно чистенький, безобидный, как воробышек, но с орлиным глазом.
Джессика Борден Гимбол, сложив перед собой руки в перчатках, сидела на обитой кожей скамье для свидетелей за столом прокурора. Она была во вдовьем трауре, без всяких украшений. Ее худое, осунувшееся лицо, не приукрашенное косметикой, впавшие глаза и сухая, дряблая кожа скорее напоминали изможденную годами непосильного труда женщину из низших классов. Андреа, бледная как смерть, сидела рядом с матерью.
Билл хмурил брови каждый раз, когда бросал взгляд на мать и дочь. Под скатертью, которой был накрыт стол защиты, он держал руку сестры. Но напряжение на лице Люси не проходило. Она не спускала глаз с пожилой женщины на скамье свидетелей.
— Филипп Орлеан, пройдите на свидетельское место.
Поднявшийся ропот смолк, как набежавшая и отхлынувшая волна. У всех вытянулись лица. Даже судья Менандер выглядел мрачнее обычного. Худой высокий человек с костлявой головой и сверкающими глазами аскета принес присягу и занял место свидетеля. Билл подался вперед, положив подбородок на ладони. Он был так же бледен, как и Андреа.
У него за спиной на скамье свидетелей заерзал Эллери и застыл, не отводя глаз от Поллинджера, от которого словно тянулись все нити.
Поллинджер был на высоте. Ничто не изменилось в его манере поведения. Напротив, он был еще холоднее и спокойнее, чем обычно.
— Мистер Орлеан, вы гражданин Франции?
— Да. — Высокий мужчина говорил немного в нос, что выдавало в нем галльское происхождение. Но в целом английским он владел прекрасно, как хорошо образованный, культурный, уверенный в себе человек.
— Скажите нам, пожалуйста, о роде ваших занятий у себя на родине.
— Я из парижской Сюрте. Занимаю должность начальника бюро по опознанию.
Эллери заметил, как Билл весь напрягся, явно узнав свидетеля. Сначала он не связал имя с человеком. Но сейчас вспомнил. Орлеан был светилом современной криминологической науки, человеком с безупречной международной репутацией, удостоенным за свои заслуги наград десятка государств.
— Следовательно, область вашей деятельности в криминалистике — идентификация преступников и вещественных доказательств?
Француз снисходительно улыбнулся:
— Сочту за честь предоставить вашему суду мои верительные грамоты, месье.
— Будьте столь любезны.
Эллери бросил взгляд на Билла: тот нервно облизывал губы. Было видно, что вызов в качестве свидетеля столь выдающейся личности застал его врасплох.
— Я сделал науку криминологической идентификации делом своей жизни, — спокойно заявил Орлеан. — Последнюю четверть века я ничем другим не занимаюсь. Я учился у Альфонса Бертиллона. Имею честь быть близким другом и коллегой вашего инспектора Форо. Дела, на раскрытие которых я, как профессионал, был приглашен...
Билл, бледный, но спокойный, вскочил со своего места:
— Защите известны профессиональные заслуги мистера Орлеана. У нас по этой части претензий нет.
Уголок губ мистера Поллинджера приподнялся на долю миллиметра. Это был единственный знак триумфа, который он позволил себе сделать. Прокурор подошел к столу, на котором были разложены вещественные доказательства, и поднял нож для разрезания бумаг, найденный на месте преступления. К рукоятке его был привязан ярлык, а лезвие до сих пор хранило следы запекшейся крови Гимбола. Просто удивительно, как свободно Поллинджер обращался с этим предметом. Держал за самое острие, явно не опасаясь, что его отпечатки останутся на окровавленной поверхности лезвия. Он даже нерезко помахивал им, как дирижер палочкой. Все глаза были прикованы к ножу, словно судебный зал на миг превратился в концертный, а публика стала послушным оркестром.
— Кстати, мистер Орлеан, — обратился к иностранному эксперту Поллинджер, — будьте столь любезны, объясните защите и присяжным, каким образом вы оказались привлечены к этому делу в качестве свидетеля обвинения.
Билл, как и все, кто находился в зале заседания суда, не отрываясь смотрел на нож; цвет лица его из серого стал желтым. Люси также смотрела на нож, приоткрыв рот.
— С 20 мая, — сообщил Орлеан, — я объезжал ваши полицейские управления. 2 июня мне довелось быть в Филадельфии. Меня посетил начальник полиции города Трентона Де Йонг и спросил мое мнение в качестве эксперта относительно определенных моментов в данном деле. Мне дали на экспертизу несколько вещественных доказательств. Я здесь, чтобы дать свидетельские показания на сей счет.
— Вы были совершенно не в курсе, не правда ли, мистер Орлеан, относительно предыдущих следственных открытий трентонской полиции?
— Абсолютно.
— Вы не получали никакого вознаграждения за ваши услуги?
— Гонорар был предложен, — сказал знаменитый криминалист. — Я отказался принять его. Я не беру гонорары при исполнении обязанностей в чужом месте.
