Книга Гаттак - Евгений Ильичёв

Сейчас Гаттаку нужно было понять сразу несколько вещей: где он, как его вырубили, как долго он был без чувств и, самое главное, что делать. В том, что его повязали именно повстанцы, Гаттак не сомневался — у клириков иные методы. Его не устранили сразу, что говорило о многом — тем, кто его похитил, нужна информация, а это уже давало пространство для маневра. Как минимум можно торговаться, нужно только правильно определить предмет торга.

Тактику Гаттак наметил заранее. Для начала нужно было узнать, какую информацию похитители планируют выудить у него, а после уже решать, какую цену за нее назначить. Прикидываться и делать вид, что еще не пришел в себя, парень не стал. Нужно было сориентироваться. Разведчик прислушался к своему организму: головная боль, дезориентация, головокружение, легкая тошнота. Гаттак не обмочился и не чувствовал на полу под собой запаха рвоты, а значит, вырубили его, скорее всего, электрошокером, не наркотиком. В туалет после выпитого кофе он также не хотел, из чего разведчик сделал заключение, что без сознания он пробыл не более часа. Ко всему прочему он не отлежал ни рук, ни ног и даже не продрог, и это несмотря на то, что в подвале, где он себя обнаружил, было и сыро и прохладно. Скорее всего, его оглушили минут двадцать назад, не больше. Значит, он еще в Северном.

Еще одним примечательным наблюдением стало то, что Гаттака не связали. Следовательно, не знают они, кто есть Гаттак на самом деле. Если бы знали, то оставлять его одного и несвязанного точно не рискнули бы. А еще вернее, убили бы на месте. Слишком уж много такой специалист мог натворить бед.

Гаттак поднялся на ноги, сделал несколько глубоких вдохов и унял сердцебиение. Постарался напрячь зрение: ничего, кромешная тьма. Хлопнул в ладоши. Звук оказался глухим, эха почти не было. Стало быть, крохотное помещение с толстыми стенами — это, вероятно, подвал. Гаттак ощупал свою камеру руками. Кирпич, старинная кладка, много выщербленного цемента. Никаких окон, только крепкая деревянная дверь. Большинство зданий в поселке строилось на сваях — не было никакой нужды закладывать глубокие фундаменты в вечной мерзлоте. Тут же налицо капитальное здание, построенное еще до эпохи Бора. Гаттак улыбнулся — он уже догадался, где находится. В Северном было всего два подобных здания — трехэтажная церковь, где располагалась штаб-квартира клириктората, и старая водонапорная башня, служившая в незапамятные времена сторожевым опорным пунктом. Когда-то она была частью крепости, огромную бочку с водой водрузили на нее лишь пару десятков лет назад. Раз уж он не в руках клириков, стало быть, держат его в центре поселка в подвале водонапорной башни.

Так, с локацией разобрались, осталось выяснить мотивы похищения. Тут уже Гаттаку пришлось напрячь извилины, он вновь перебрал в голове факты. Его не связали, не убили сразу и, кажется, ничем не отравили. Очевидно, похитителям нужна информация. Но, по сути, у него на руках ничего нет. Лишь старый скорняк, которого он выбрал наугад, мог подтвердить, что не имеет никакого отношения к подполью и к самому Гаттаку, но дед сейчас томился в похожем антураже, только в обществе клириков.

Оставалось только ждать и ориентироваться, как говорится, по ходу пьесы. Ждать, к слову, долго не пришлось. Уже через пару минут к двери кто-то подошел. Грубый мужской голос громко спросил:

— Очухался?

— Да, — ответил Гаттак. — Где я?

— Нас тут двое за дверью, — предупредил человек, — оба вооружены. Ляг на пол, руки на затылок. Я открою дверь. Попытаешься дернуться, грохнем на месте.

«Какая уверенность, — подумал Гаттак, выполняя команду. — А кишка не тонка на разведчика идти всего-то с двумя стволами?»

— Ты все понял?

— Я лежу на полу, руки держу на затылке, — смиренно ответил он.

— Смотри у меня! — предупредил голос. — Открываю.

Лязгнула задвижка, дверь со скрипом отворилась, впустив в крохотную камеру Гаттака небольшую полоску света. Затем зажглись слепящие фонари, свет полоснул по глазам, ослепил ненадолго.

— Лежишь? — зачем-то спросил здоровенный, судя по размеру обуви, мужик, входя в камеру.

— Лежу, как видите.

Здоровяк, не особо церемонясь, навалился всем весом и придавил Гаттака к полу коленом. Тот непроизвольно охнул, выпуская под весом своего тюремщика последний воздух из легких. Руки ему завели за спину и сковали наручниками, за них же его резко подняли на ноги. Наручники больно врезались в кожу, но он стерпел.

— Голову вниз.

Гаттак подчинился. Тут же ему на голову надели мокрый холщовый мешок, сильно отдававший какой-то органикой. Возможно, блевотина предыдущего пленника, предположил он. А мокрым этот мешок был из-за того, что через него кого-то пытали водой, имитировали утопление — обычно люди в таких случаях опорожняют желудки.

Гаттака вывели из камеры и повели по какому-то коридору. Странно, подумалось разведчику, не должно быть тут коридоров. Такие локации Гаттак изучал еще там, в Борограде, готовясь к заданию. Ладно, разберемся, решил он, считая и фиксируя в памяти повороты и примерную длину коридоров.

Шли недолго. Уже через пару минут Гаттака завели в тускло освещенную комнату и усадили на грубый табурет. Движения воздуха он не почувствовал, а значит, подвал, если и имел окна, то они были сейчас наглухо забиты. Более того, воздух в помещении был тяжелым, спертым. Тут явно не так давно было собрание — надышали. Видимо, решали стратегию допроса. Что ж, поиграем.

— Снимите с него эту тряпку, — раздался знакомый женский голос.

Мешок с головы Гаттака грубо сдернули. Парень рефлекторно зажмурился и попытался отвернуться от яркого источника света — лампу установили прямо перед ним. Марша стояла позади нее. Разведчику хватило доли секунды, чтобы насчитать за спиной низкорослой учительницы младших классов еще трех крепких мужчин. Плюс тот, что мешок сдернул. Плюс еще один на выходе — они должны были оставить как минимум одного в коридоре. Итого одна девчонка и пятеро крепких мужиков, скорее всего, вооруженных. Как же они недооценивают Гаттака! Разведчик мысленно улыбнулся. Пятеро неповоротливых мужиков в замкнутом пространстве — простенькая задачка для разведчика его уровня. А если они еще и при оружии, так это вообще подарок судьбы. Но карты раньше времени он раскрывать не собирался.

— Итак, — начала Марша, — кто ты?

— Мы с тобой в одной школе работаем, Марша. Ты знаешь, кто я. Гораздо интереснее, кто ты.

В то же мгновение Гаттак получил удар в нос от надзирателя, что стоял у двери. Бил этот товарищ умело, снизу вверх, ребром ладони прямо в носогубный треугольник — там у человека болевая точка. Такой дар очень эффективен — если правильно ударить, получится на порядок больнее прямого удара кулаком в нос. Значит, решил Гаттак, ребята обученные — ударили аккурат, как нужно. У Гаттака потекли слезы, голову разорвал приступ боли. Чуть сильнее, и он потерял бы сознание от болевого шока. Ничего не скажешь, профессионально били, на пятерку.

— Давай еще раз, — спокойно сказала Марша. — Кто ты?

— Меня зовут Гаттак, если ты забыла. Или тебя тоже били?

— Я говорила, что он не простой высший, — сказала Марша кому-то из коллег. — На кого работаешь?

— Все высшие — дети Бора, — издевательски назидательным голосом ответил Гаттак.

— И я? — усмехнулась Марша.

— И ты, и даже твой отец.

Марша задумалась.

— Значит, осведомлен. Ладно. Понимаешь ли ты, что не уйдешь отсюда живым?

— Маловероятно, — улыбнулся Гаттак.

Марша кивнула, и разведчик получил еще один удар по носу. В ту же точку, с той же силой. Голова мотнулась, но на этот раз он был к удару готов.

— Второй раз уже не так больно. Вам бы новые точки попробовать, там уже разможжены все нервы, отек появился, нейроны ишемизированы, болевой сигнал проходит слабо. Бить в одно и то же место неэффективно.

— Ты военный?

— Я учитель истории.

Еще один удар. Туда же.

— Если не трудно, — Гаттак гнусавил, кровь лилась из носа ровной струйкой, — в следующий раз ударь посильнее. Чешется, сил нет.

— Договорились, — ответила за своего коллегу Марша. — Может, ты разведчик?

— Откуда вывод?

— Слишком легко удар держишь.

— Запишусь, пожалуй, в клирики, как выйду отсюда.

— Почеши ему еще разок, — велела Марша, и Гаттак получил три последовательных удара в одно и то же место. Боли он уже