дорога привела нас к озеру.
— Ну, здравствуй, Данилово! А это мы! — Женька подняла обе руки вверх, словно приготовилась обнять кого-то очень большого.
Край озера ещё скован льдом, похожим на битый хрусталь. Весенний лёд был будто бы кем-то недавно взорван. Чистые, прозрачные ледяные осколки причудливых форм лежали на поверхности. Мы забрались на небольшой понтонный мостик, врезающийся в этот лёд. На мостике лежала длинная жердь, оставленная здесь специально или забытая кем-то. Жека подняла жердь и стала исследовать битый лёд, он хрустел под её концом так, словно это и вправду была куча разбитых фужеров. И этот хруст был единственным вторжением в тишину. Я отломила кусочек льдинки у берега и попробовала на язык. Твёрдое холодное стёклышко таяло у меня во рту, рождая такой знакомый вкус Даниловской воды. Я не спутаю эту воду ни с какой другой: водопроводной, речной, бутилированной из магазина. Эта вода особенная: свежая, мягкая, обволакивающая, пахнущая грозой… Озеро никуда не спешило, ничего не ждало, и не обращало на нас никакого внимания. Ему было всё равно, что весна сейчас или ещё зима, и что там передают в новостях. Оно дремало, сладко позёвывая в объятиях тайги и продолжало смотреть свои волшебные сны…
Мне не верилось, что всё это происходит с нами. Мы никогда не видели это озеро таким. Летом весь берег пестрит палатками, из каждого лагеря несётся музыка, или гудение бензопилы, или детский гвалт, или лай собаки, а с волейбольной площадки на пляже слышны свист, крики и удары по мячу. Теперь все эти люди вместе со своими палаточными городами, автомобилями, мангалами и кострами словно растаяли, как снег в лесу, и просочились под землю, уступив место тишине, освободив пространство для Настоящего.
— Как хорошо здесь без людей! — огляделась Жека. — Знаешь, если только бы мне хватило денег, я бы выкупила весь этот берег и бор вокруг озера, построила бы высокий забор и никого сюда не пускала! Я так хочу уберечь эти места…
— Жек, без людей конечно хорошо, только вот я подумала, — я немного замялась. — А если сюда медведь придёт? Если он сейчас поблизости пасётся, а тут мы?!
— Медведи не пасутся. Они разбегаются и сразу едят! — закричала Женька и растопыренными пальцами ткнула меня в бока, отчего мне стало щекотно. — Раньше думать надо было. Не дрейфь!
Я внимательно обвела взглядом местность вокруг. За пригорком, где летом стоят палатки, есть овраг. С пригорка этот овраг выглядит сказочно красивым: в июле там цветёт Иван-чай, вспыхивая ярко-розовыми кистями, растут тысячелистник и пахнущий мёдом лабазник. А заросли каких-то неведомых кустарников такие густые, что сливаются в сплошное полотно, будто вязаный зелёный свитер. Говорят, за оврагом лежит старица реки Тары, потому место это топкое и там водятся змеи. Проверять эти факты нам не хотелось, в этот таинственный овраг мы никогда не спускались. И тут моё боковое зрение запнулось о нечто шевелящееся. Это не куст. Нет, мне не показалось. Это — живое. Я резко повернула голову: у края пригорка сидел большой упитанный заяц!
— Смотри! — я опешила и дёрнула Жеку за рукав. — Это же заяц!
— О! Ничего себе! Точно! — воскликнула Женька. — Он из оврага пришёл, наверное!
Заяц ничуть не испугался нашего появления, даже, наоборот, сделал несколько прыжков в нашу сторону, продолжая словно что-то искать в кустах, подёргивать ушами и забавно шевелить носом.
— Ой какой хорошенький! — заверещала я. — Да какой большой! Жек, ну если здесь есть зайцы, значит, есть и волки, и медведи.
— Ну, конечно есть! Пойдём вокруг озера погуляем лучше, — Жека улыбнулась и обняла меня.
Я коснулась щекой о грубую ткань Женькиной штормовки, увидела близко-близко несколько серёжек в её ухе и даже зачем-то сосчитала, — их было пять. Я знаю, что за каждым проколом уха у Женьки кроется особый смысл, в каждой серёжке зашифровано важное событие. А какие именно события в Женькином ухе — я не знала, да и не любопытничала никогда. Наверное, среди них есть какое-нибудь открытие, или расставание, а может, и любовь…
Я иногда думаю, что же всё-таки больше: любовь или дружба? Возможна ли дружба без любви? Пожалуй, нет. Как иначе дружить? А любовь без дружбы бывает? Вряд ли. То получается слепая страсть, сгорающая как спичка, быстро и бестолково. Так легко любить хороших, послушных, ничего не просящих, смелых, здоровых, разговорчивых — если скучно и одновременно молчаливых, когда не до тебя… Но любовь ли это? Настоящая любовь — всеобъемлющая, всепрощающая, всепринимающая… Когда меня обнимает Жека, эти объятия принимают меня без условий и оговорок, такую, какая я есть. И даже если я сейчас признаюсь, что украла, или убила, или обманула — она не опустит своих рук. В этом её любовь ко мне. И потому я могу рассказать ей правду, которая порой отзывается во мне ржавым гвоздём, царапающим по стеклу. Жека открывает для меня свой космос, и из этого космоса кажется, что все тревоги и сомнения, оставшиеся за прочным кругом её рук, ничтожно малы.
Скоро послышался лай: серьёзный, грудной, принадлежавший, казалось, крупной охранной собаке. Мы шли, лай становился всё громче и отчётливее. Метров через сто показалось несколько небольших, недавно срубленных домиков, деревянная беседка в форме шатра и костровище, выложенное кирпичом. На огне стоял закопчённый чугунный котелок, у котелка хлопотала женщина в камуфлированной куртке. Мы увидели и обладателя этого лая — то была чёрная собака, довольно большая, породы не разобрать, да и неважно это было, ведь бежала она прямо на нас. Тут донёсся и строгий мужской голос: «Фу, Герда! Быстро ко мне! Ко мне, я кому говорю!», — нам навстречу вышел мужчина в наглухо застёгнутом зелёном камуфлированном костюме, вязанной шапке, наехавшей на брови, и с густой рыжей бородой. Собака вернулась к хозяину и дружелюбно завиляла хвостом.
— Извините её, мы гостей не ждали, — мужчина добродушно улыбнулся. — Щенок она ещё, — хозяин почесал собаку за бархатным ухом, и та начала прыгать, радостно отфыркиваясь. — Туристы? Откуда?
— Туристы. Из Омска, — Жека улыбнулась собаке, и Герда подбежала к ней, подставляя голову под Жекину ладонь. — Ну, привет, Герда, — Женя принялась наглаживать лоснящуюся шерсть, — так значит, ты ещё маленькая? А когда вырастешь будешь ростом со слона? — Герда улеглась на землю, подняла лапы вверх и каталась от удовольствия по сырой земле. — Что за порода?
— Азиатская овчарка. Охранница наша. А ест уже, правда, как слонёнок. Ну, добро пожаловать к нам на базу, туристы! Хорошо у нас. А вы уже устроились или вам домик нужен?
— Мы в деревне дом сняли. А сюда
