попробовал курить. Карлсон этого не одобрил, он сказал, что табак мешает наслаждаться тонким ароматом печенья.
И вот Малышу исполнился двадцать один год.
Было время совершеннолетия, которое ничего не изменило в его жизни.
Малыш пришёл с вечеринки домой. Его ждала бессонная ночь и костёр из спичек в пепельнице. Он грел руки на этом костре. Вдруг из темноты протянулись другие иззябшие руки ― руки отца.
Теперь он выглядел почти как человек, только носа по-прежнему у него не было. Да и, по сути, не было вовсе лица.
― Мне надо, чтобы ты мне многое объяснил. Я никому так не верю, как тебе. Мне сейчас очень хреново! Мне опять нужно делать выбор.
― В чём выбор?
― Цвета, ― ответил Малыш. ― Меня уже несколько раз вызывали в Министерство. Они говорят, что мне, наконец, нужно принять чью-то сторону ― светлых или тёмных.
― А сам-то ты что хочешь?
― Не знаю. Тёмные мне не нравились с самого начала, но как только я всмотрелся в светлых, оказалось, что они ровно такие же. Но с тёмных какой спрос, а вот светлые, как я думал, должны быть лучше. Но они не лучше!
Голос Малыша задрожал от обиды.
― А ты чего ждал? Всё дело в том, кто убедительнее рассказывает. Ты немного подрастёшь и послушаешь, как рассказывают о разводе твои друзья ― отдельно жёны и отдельно мужья. И беседы в Министерстве Правды, которое у нас зачем-то называют Министерством Магии, по сравнению с этим покажутся тебе кристально ясными и непротиворечивыми. Но это не важно ― перед тобой куда большая опасность: будучи ведомым страхом перед теми и другими говорить не то, что ты хочешь, а то, за что общество погладит тебя по голове, то, чем ты мог понравиться. Представляешь, как будет обидно, если всё равно не понравишься? Это не пустяки, не житейское-то дело! Нет, говорить нужно то, что ты считаешь нужным, сынок, и если надо, написать это хоть на заборе.
― Но ведь тогда меня кто-нибудь разлюбит. На всех, впрочем, мне наплевать, но вот Гунилла…
― Тем хуже для Гуниллы… Вернее, тем хуже для тебя. Но поверь мёртвому отцу, а своим мёртвым отцам верят все герои… Поверь: никаких присяг на корпоративную верность приносить не надо и уж следовать им ― тем более. Нужно говорить во всяком месте то, что рвётся у тебя из души.
― Да откуда ж я знаю, что у меня рвётся? ― Малыш чуть не заплакал.
― А это уж твоё дело. Ты только пойми, что очень обидно будет узнать, что цвет этих светящихся палочек был неважен, а жизнь прошла в дурацких спорах ― что лучше: красный или голубой. Ты будешь старый и больной, а всего-то утешения тебе будет, то, что ты никого не обидел.
― Но что выбрать-то? Красный или голубой?
― Тише, ― сказала чернота на месте лица, ― нас тут много.
Малыш обернулся и увидел, что комната наполнилась странными молчаливыми гостями. Одни были в белых скафандрах, другие в серых плащах.
― Они живы? ― спросил он.
― Не знаю, ― ответил Карлсон, ― Я могу показать только тех, кого убили раньше меня. Вот его, и этого, и этого.
― А ты? ― спросил Малыш.
― Ну ты же знаешь.
― Я тоже хотел бы быть рядом. Я понимаю, что печеньки ― это глупости.
― Не надо.
― А что надо?
― Жить.
― Да. А как?
― Сколько тебе лет? ― спросил Карлсон.
― Двадцать один.
― А мне двадцать. Как я могу советовать?
2022
Змеиный язык
Карлсона боялись. Всех пришельцев с Севера боялись, но его ― особенно.
Один купец говорил, что за морем встретил соотечественника Карлсона. Хитрый торговец, чьи доходы больше определялись варяжскими клинками, чем хитростью мены, рассказывал, что давным-давно сына конунга отдали к северным волхвам в обучение.
Отданным в учёбу на голову надевали рогатый шлем ― и шлем сам определял, кому быть воином, кому законником, а кому заняться ведовством. Надетый на голову мальчика шлем зашипел, как вода на железной сковороде солеварни. И мальчик выучил змеиный язык и овладел искусством полёта с совами.
Но это осталось сказкой, болтовнёй чужого купца.
Когда его брата убили на юге, он пришёл княжить вместо него.
Наложницы, которых он брал неохотно, болтали, что язык молодого князя раздвоен на конце.
Он доставлял женщине неизъяснимое удовольствие, но потом та чахла и умирала в считанные дни.
Князя боялись, и боялись больше прочих варягов.
Свои боялись больше чужих, потому что свои знали его повадки лучше. Только один слуга боялся князя мало ― оттого что в детстве его укусила змея. Отец отсёк ему поражённое ядом мясо, оставив навеки хромым. А хромому рабу жить плохо, и смерти он не боится вовсе.
Однажды из степи пришли хазары.
Они сгустились из летнего марева на горизонте, как призраки.
Пришельцы выжгли поля и угнали скот.
Среди воя и плача своих подданных один князь сохранял спокойствие, он не торопясь собрал дружину и вышел в поход.
По дороге дозорные поймали молодого хазарина. Тот ехал домой от византийских переписчиков с драгоценной ношей, рукописью словаря, расписанного византийцами, а украшенного и переплетённого персами. Словарь хранился в специальном ковчеге, и князь долго смотрел на эту диковину.
― Что записано там? ― спросил он хазарина наконец.
― Всё, ― просто отвечал хазарин.
― Вся жизнь?
― И вся смерть.
― И моя?
― И твоя, князь, ― отвечал хазарин, открывая книгу. ― Смотри, ты умрёшь от своего друга.
― У меня нет друзей, ― ответил князь.
― Ты это говоришь.
И тогда князь, спрыгнув с коня и ещё не коснувшись сапогами земли, в развороте ударил мечом в конскую шею.
― Теперь их точно нет, ― сказал князь, приблизив своё лицо к лицу хазарина, забрызганного конской кровью. ― Отпустите его, пусть умрёт в степи. Она отпоёт.
После этого он сел на лошадь хазарина, и она сама понесла седока к своему дому.
Через много дней отряд достиг устья Волги и хазарской столицы. Князь встал лагерем рядом и в знак дружбы попросил от города всех одиноких петухов. Хазары смеялись, но нашли ему петуха ― действительно одинокого, но единственного. Потому что во всяком хозяйстве петух живёт вместе с курами. Князь привязал к петуху горящий трут и
