я знаю. Как лучшему другу говорю, Даша, постерегись.
Даша сначала недоверчиво улыбнулась и вдруг ее захлестнуло раздражение. Она оборвала Колосова:
— А ты, оказывается, завистливый!
Николай как-то странно тряхнул головой, словно его ударили, рывком встал с места, сказал на прощанье:
— Ты все-таки подумай над моими словами. Попадешь, как муха в патоку…
Когда Николай ушел, Даша долга ругала себя за невыдержанность, за то, что незаслуженно обидела друга. Колосов не умел лгать. Ей просто было непонятно, за что все не любят младшего Зорина.
«Хорошо, Коля, я подумаю над твоими словами», — мысленно пообещала она.
Но однажды, бесцельно бродя по улицам, поймала себя на мысли, что ищет встречи с Валерием. Сначала испугалась этого открытия, но потом успокоилась:
«А что особенного? Понаблюдаю за ним. Узнаю, что в нем Колосову не нравится. Да и весело с Валерием. Сейчас каникулы в техникуме. Куда девать столько свободного времени? «Ударь три раза в ладоши и я явлюсь к тебе», — вспомнила она и, убедившись, что поблизости никого нет, озорно улыбнулась и действительно ударила в ладоши.
Из-за угла бани показался Валерий. Это было до того неожиданно, что Даша испугалась: уж не померещилось ли ей? Мысленно приготовила оправдание:
«Если Валерий слышал — скажу: видела как он прятался за углом и ради шутки хлопнула в ладоши».
Но Валерий не слышал ее хлопков или сделал вид, что не слышал. Поравнявшись с Дашей, остановился. Его лицо, освещенное солнцем, было необыкновенно привлекательным, а глаза настолько брызжуще-яркими, что в них больно было смотреть. Даша опустила голову и чувствовала на себе его взгляд, который ощупывал ее всю, как руки слепого.
— Ты куда? — спросил он.
Даша хотела было найти какой-нибудь предлог, чтобы объяснить блуждание по улицам, но не решилась. Валерий не стал переспрашивать, а взял ее под руку, и она пошла за ним. Бродили по городу до вечера и назначили свидание на другой день.
С Дашей Зорин был все время оживлен, уверенно и легко направлял разговор на нужную тему.
Так миновал месяц. Даша рассказала Валерию о себе все, о своих подругах и товарищах, о мечтах и увлечениях.
— Валерий, у тебя есть мечта? — как-то спросила Даша, когда они очутились за окраиной города.
— Какая мечта?
— Главная цель жизни. Не разные там мелочные желания, а цель, может быть, далекая сейчас, но она светит тебе, зовет вперед, придает силы.
Даша была возбуждена и не замечала того, что сильно сжала локоть Валерия. Тот осторожно высвободил руку, снисходительно улыбнулся.
— Цель у нас одна — коммунизм строить.
— Все это правильно, — вздохнула Даша, жалея, что он не понял ее, а она не сумела найти убедительных слов. — Коммунизм — это общее. Но у каждого, кроме того, должна быть своя мечта, своя цель в жизни.
Валерий тряхнул головой, сбрасывая с себя ненужную серьезность, и взял девушку за плечи:
— К черту мечту! Зачем нам стариться раньше времени? Живи так, как тебе сегодня хочется!
Бери от жизни все что можешь,
Бери хоть крошку — все равно.
Ведь жизнь на жизнь ты не помножишь
И дважды жить не суждено!
Гениально! Правда? Это Женька Савельев откуда-то вычитал.
Валерий взглянул Даше в глаза, спросил:
— Скажи, что ты больше всего любишь?
— Что я больше всего люблю? — задумчиво переспросила она. — Лес. Когда в нем все цветет, когда птицы поют.
— Вот это другое дело, — весело воскликнул Зорин. — Пошли в лес.
Лес встретил их веселым шелестом листьев и прохладой.
В этом состоянии душевного восторга, в котором Даша находилась, она могла бы, пожалуй, идти с Зориным на синеющую вдали вершину Таганая. Но его обуревали иные чувства. Горячей влажной рукой обнял Дашу за талию, за подбородок приподнял ее лицо. Даша попыталась было отвернуться, но Валерий притянул ее к себе и поцеловал в плотно сжатые губы. Она рванулась из его объятий.
— Пусти!
Хотела было крикнуть, но Валерий снова закрыл ей рот поцелуем. Она еще пыталась, упираясь кулаком в грудь, оттолкнуть его, но чувствовала, что слабеет с каждой минутой…
11
Даша солгала, если бы сказала, что стала менее счастливой теперь, когда всецело принадлежала Валерию. И с бесшабашностью человека, которому повезло в жизни, думала: «Сбылось твое предсказание, Коля, — попала я в патоку и прилипла». Но жалела при этом не себя, а Николая. Она была на той ступени счастья, когда человек становится настолько добрым, что хочет каждого приласкать, наделить радостью, чтобы никто не завидовал.
С Николаем стала видеться реже, а встречаясь, старалась ничем не ущемлять его самолюбия. Научилась скрывать свои чувства, словно повзрослела на несколько лет.
Резкая перемена в дочери насторожила Елизавету Ильиничну. Веселая и порывистая раньше, теперь Даша ходила по комнатам тихо, словно в доме был больной. Стала задумчивой и забывчивой. Иногда становилась веселой без причины, смеялась над каждым пустяком, даже кошку осыпала бурными ласками. Елизавета Ильинична с материнской тревогой наблюдала за дочерью и гадала:
«Кто же вскружил ей голову? Николай?»
Втайне она грела в себе такую думку — иметь его зятем. Привыкла, как к родному сыну. У Колосова нет родных, некуда идти. В крайнем случае, можно отгородить им две комнаты и прорубить с улицы дверь — дом большой, для всех места хватит.
Елизавета Ильинична уже поверила в свои догадки. От матери не ускользнуло и то, что Даша стала ласковей с Колосовым.
Порой прислушивалась к их тихим голосам, доносившимся из соседней комнаты, с замиранием сердца ожидала, что вот сейчас они подойдут к ней и скажут:
— Ну, мама, мы любим друг друга и хотим быть всегда вместе.
Скажет, конечно, сама Даша, потому что Николай — парень застенчивый.
«Больно уж стеснительный да тихий. Даше надо такого человека, шоб в руках ее держав», — рассуждала она, сочувствуя Николаю.
Но напрасны были ее ожидания.
Каждый раз прощаясь, Николай улыбался так виновато, будто наследил у них грязными сапогами.
«Нет, тут щось не то, — снова затревожилась Елизавета Ильинична, — надо видно самой вмешаться».
Тревога возросла, когда мать однажды вечером услышала около калитки голос Валерия Зорина. Но не так-то просто вмешаться в личные дела дочери, которая почувствовала себя взрослой. Одно неосторожное слово, малейший намек может отпугнуть Дашу, она уйдет в себя, подобно ежу свернется в колючий комок, и тогда до нее не доберешься. Да и как начать этот необычный для матери и дочери разговор — разговор двух взрослых женщин?
Сколько тревог и волнений испытала Елизавета Ильинична, пока вырастила дочь! Каждая новая морщинка на лице, каждый седой волос — от
