Но лишь солнце взойдет, он встает за супругом своим[252].
Болям, что женщин подчас тревожат, известны причины
380 Травке в белых кудрях: артемизия их исцелит.
К празднику если обед вы хотите особенно вкусный
Преподнести, аромат свой вам предложит шалфей:
Это лекарство на стол решил, как приправу, поставить
Щедрый на негу и лень праздный служитель любви.
Следом мы ставим укроп с легкой его шевелюрой,
Может он темную ночь с глаз заболевших прогнать[253]:
С кожею старой змея и лет застарелое бремя
Сбрасывает[254], а глазам ее свет возвращает укроп.
Низко душица растет, тимьян же змейкою вьется:
390 Противоядья сильней от укуса змеи не сыскать.
Так же хорош душевик, утешитель мышечных болей,
Если суставы они силятся вдруг сокрушить.
Мяты болотной возьми, коль чудится яд тебе в кубке,
Не пропадешь, заодно кервель целебный добавь.
Месячные облегчат, селезенке и мозгу помогут
Пар земли — кабачок, и анхуза, что нас веселит.
Почкам полезна чесьма сатурея, еще совершенней
С остроконечным листом подорожник-трава.
Руту любил Митридат, Катон имел дело с капустой,
400 Кудри украсил свои сельдереем силач Геркулес.
Кашлю враг — девясил, подагру изгонит крапива.
Мозгу усталому сон ромашка желанный дает.
Рану любую легко излечивает панацея,
Все застоявшееся гонит из тела бадьян.
Жаркий анис иной раз семени путь преграждает
На детородной тропе, ему предназначенной, встав.
Соки зловредные из живота от полыни уходят,
Против же зноя найдешь подмогу в фиалке всегда.
Тяжесть в желудке все семь сортов облегчат молочая[255]:
410 Вот уж на битву тебя, живот, вызывают бойцы!
Столь же воинственен и млечник, в смятение чрево
Ввергнуть готовый всегда, великую чистку верша.
Рядом растет с беленой цикута, сократова травка,
Здесь же морозник: и он в близком со смертью родстве.
Новым рожденьем земля чудесное миру растенье
Преподнесла: мандрагору, что ликом похожа на нас.
Живностью разной Протей наделил морские пучины.
Вот и чешуйчатой твари царство досталось свое:
Любит Арморику кит, дельфин крутомордый играет
420 С волнами: буря его нимало, видать, не страшит[256];
Ценят на кухне у нас мурену, не менее вкусен
Угорь, а ежик морской горячку людям несет;
Вовсе безвкусна треска[257], солнечник много приятней,
Славен средь прочих своим ароматом нежнейшим лаврак;
Устрица, или тот род, чьи ракушки подобны палатам:
Обновляется он с каждою новой луной[258].
Рыба летейская, коль на крючок попадет рыболову,
Разума прежде лишив, погружает его в забытье[259].
Колюшка старцу внушить может похоти зуд недостойный,
430 Может из самой земли истлевшее тело поднять.
Чудо морское — сирена, и множество — всех не исчислить —
К роду принадлежит обитателей водных глубин.
После блужданий в морях бескрайних вся эта ватага
В гости приходит к реке, в царство пресной воды.
В полном согласии друг с другом волну рассекают
Сын океанских глубин и местное всяко дитя:
Круглый лобан и осетр квадратный, взъерошенный окунь,
Камбала плоская, мелочь — плотва и длинный усач,
Жирная сельдь и форель цвета розы, лосось ароматный,
440 Щука, властитель сих мест, хищник опасный для всех.
Славу уклейка дала Луаре, и столь же приятен
Хариус вкусом: вдали он живет от прудов и озер[260].
Водные хляби дают пропитание всем этим видам,
Но их немало еще здесь родится от жара небес.
В пляску пускаются на небесных пернатые тропах,
Хоть и немалая часть их гнездится в привычной воде:
Чайка спешит за волной, что луна подгоняет с приливом
На берег, и проводить ее в море обратно спешит.
Густо пером обросла выпь, длинны ноги у цапли,
Рыба — пища нырку, а утка излишне смела,
Жизни положенный срок лебедь один различает
450 Загодя, смерти в лицо он свою песню поет.
Множество в небо летит крылатых: единственный феникс
В мире способен в себе сам возрожденье найти.
Царская птица когтит того мальчика, что дары Вакху
В чаше мешает: сквозь ночь его в дар он Юпитеру мчит.
Сокол и коршун живут в постоянной борьбе за добычу,
И существуют за счет прочих пернатых они.
Буквами высь журавли украшают, когда покидают
Воды Стримона[261]: их путь перелетный по небу пролег.
Птицу Юноны на свет родила ради шутки природа,
460 Голубь силу бедра не склонен скрывать своего[262].
Каждой весною клянет беды свои Филомена,
Выпачкана у сестры кровью пернатая грудь[263].
Два петуха вот: один дома живет, а второму
Имя дал Фазис[264], сама Медея там родилась.
Горлица мужу верна, телом кратка перепелка,
Дрозд взял умом, да и вкус так же отменен его.
Если бы знала не так много, дольше б жила куропатка[265],
Жаворонку каждый день — повод для новой хвалы.
Скачет вовсю воробей, века зрит старуха-ворона[266],
470 Вид непонятный окрас двухцветный сороке дает.
Ястреб нам мерзок своим оружьем, прожорством — стервятник,
Страус любит всегда селиться в пустынных местах.
Тонко зяблик поет — и всегда на любовную тему,
Очень болтлив попугай, подражающий нашим словам.
В кроне зеленой дерев свое забывает потомство
Юное вместе с гнездом ворон, дельфийский вещун.
Дятел — хранитель лесов, берега сторожит зимородок,
Гусь навсегда полюбил чистого озера гладь.
Филина солнечный свет, приятный нам всем, ослепляет,
Слезно сипуха поет на похоронный мотив[267].
Все эти формы когда пернатое племя приняло,
Птицам различья даны были в теле, уме и среде.
IV
1. Когда огненная субстанция неба, увлекаемая своим легким движением, окружила это разнообразное потомство, небесная твердь широким поясом объяла стихии, части света и части частей его. Все, что стремится достичь положенного ему от роду состояния, получает от неба, как от бога жизни, и причины и природу своего бытия
