class="p1">— О да! — тяжело вздохнул Стефан. — Я ее видел! И, к своему несчастью, даже слышал…
— Рассказывай все по порядку!
* * *
За месяц до этих событий. Хаджр-аль-Ямама (в настоящее время г. Эр-Рияд, Саудовская Аравия). Страна Ямама. Земли бану Ханифа.
Чем дольше Стефан жил среди арабов, тем больше его удивляло то, что он видел. Полудикие варвары, которые были таковыми с точки зрения жителя столицы мира, почти не знали воровства, а лгун среди них был человеком пропащим. Его сторонились, словно прокаженного. У арабов была своя письменность и богатая литература, а это для людей, так и не создавших своего государства, было делом совершенно неслыханным. Удивительной была и память бедуинов, которые носили в себе десятки тысяч строк, которые так и не попали на папирус или пергамент. Многие из них знали Коран наизусть, таких называли хафизами.
Арабы были просты в общении и доверчивы. Ведь как иначе можно объяснить эпидемию, которая охватила эти земли пару лет назад? Внезапное возвышение Пророка в Медине привело к тому, что новые пророки возникали повсеместно, словно пузыри после дождя. Один из них, Тулайха, когда-то предсказал, что за соседним холмом его племя найдет воду и в него уверовали. Другой, Асвад, начал изрекать пророчества и захватил Йемен. Впрочем, по слухам, Асвада уже прирезали, а войско Тулайхи разбил Меч Аллаха, Халид ибн аль-Валид. Сам Тулайха скрылся в песках. Но и без этих людей хватало проходимцев, которые правили в дальних концах Аравии. Чего стоил тот же Мусайлима, который разрешал своим последователям пить вино и молиться три раза в день вместо пяти. Так самозванный пророк привлекал новую паству. А еще Мусайлима показывал свои фокусы, на которые Стефан смотрел со скептическим интересом. Он в Константинополе видел и не такое.
Жизнь здесь была простой и понятной. Пастухи пасли стада, купцы торговали, а те счастливцы, что жили на плодородной земле, растили ячмень и пшеницу. Они были приветливы и гостеприимны, и никто и никогда из них не покусился бы на имущество гостя. Гость был священен.
Вместе с тем арабы были отличными воинами, а потому грабили и лили кровь легко, не испытывая ни малейших угрызений совести. А в походы на соседние племена они ходили охотно и часто. Как сейчас, например, потому что прямо в этот момент Стефан любовался с городской стены, как столицу бану Ханифа деловито обкладывает со всех сторон войско племени Тамим, откочевавшее из южного Ирака. Его вела в бой еще одна пророчица, которая звалась Саджах бинт аль-Харис.
Войско бану Ханиф в это время воевало на западе своих земель. Целых два корпуса мусульман пришло в поход на страну Ямама, и оба были биты. Сумама ибн Асаль и Икрима ибн Абу Джахль слали в Мекку покаянные донесения, они так и не смогли выполнить приказ халифа. Мусайлима, одержавший победы, возгордился без меры, но вот сейчас ему пришлось туго. Его основные силы были на западе, а воины бану Тамим вот они, прямо у ворот города!
— Что будем делать, Пророк? — старейшины, которые расселись в круг на подушках, испытующе смотрели на Мусайлиму. — Их куда больше, они вконец разорят наши земли.
— Я справлюсь с этой бедой, — с непроницаемым лицом ответил тот. — Пошлите гонца в лагерь бану Тамим. Пусть Саджах придет на переговоры.
— Что же ты сделаешь, великий? — почтительно спросили старейшины.
— Я спрошу у нее, что будет, если два пророка познают друг друга? — он повел глазами по сторонам и, увидев недоумевающие лица, пояснил проще. — Я просто женюсь на этой бабе.
* * *
Служанки правителя ходили на цыпочках, потому что из шатра, который разбили у дома Мусайлимы доносился заливистый женский смех и шлепки по голому телу. Владыка земли Ямама совершил никах, и войско бану Тамим уже третий день скучало в лагере. А сорок самых верных последователей пророчицы ждали ее у ворот Хаджра. Внутрь их не пускали.
На Стефана пророчица произвела совершенно неизгладимое впечатление. Толстая размалеванная баба, увешанная украшениями с головы до ног, она не отличалась особенной красотой. Она была высокомерна, привыкнув к всеобщему поклонению, и смотрела на окружающих, как на верблюжье дерьмо. В конце концов, это ведь она привела к стенам города шесть тысяч всадников, а не кто-нибудь другой. Ее войско уже разорило земли нескольких племен, что враждовали с ее кланом в прошлом. Она договорилась с Маликом ибн Нувайрой, и тот стал ее другом. Ее гонцы встречались с впавшим в язычество Тулайхой, который тоже был готов заключить союз против Медины. Саджах была умна, властна и держала своих людей в кулаке. Ведь многие считали ее посланником Бога. В общем, это была очень и очень неординарная женщина. И крайне опасная, учитывая те силы, что она могла повести в бой.
Стефан, в его-то опытом придворной жизни, смотрел на нее с зоологическим интересом. Он мог бы просто получать удовольствие, потешаясь про себя над дикаркой, если бы не одно обстоятельство. Саджах бинт аль-Харис не просто проповедовала, изрекая рифмы. Она и в обычной жизни периодически разговаривала стихами, а это для мозга измученного поэзией слуги императора было уже чересчур.
Когда она выбирала следующую жертву, ее взор пал на земли бану Ханифа. Об этом потом вспоминали так:
Старейшины племен, последовавших за самозванкой, собрались вокруг нее.
— Куда мы теперь пойдем? — спрашивали они.
— На Ямаму, — ответила Саджах.
— Но жители Ямамы сильны, — заметили старейшины. — А их вождь, Мусайлима, — весьма могущественный человек.
— На Ямаму, — повторила Саджах и перешла на стихи:
— Вперед, на Ямаму!
Со скоростью полета голубей;
Туда, где битва ожесточеннее;
И никакое порицание не падет на вас.
Вперед, на Ямаму!
В общем, Стефан, измученный свадебным пиром, ждал окончания развязки. Ведь его брата в землях бану Ханифа так и не нашли, а выйти из осажденного города было бы полнейшим безумием. В эти земли пришла война.
Все закончилось на третий день, когда молодая супруга с крайне рассеянным выражением лица вышла из шатра своего нового мужа. Она со своей свитой, которая терпеливо дожидалась ее у ворот, отбыла в лагерь, где и сообщила своим людям радостную весть.
— Воевать не будем, Маслама ибн Хабиб теперь мой муж.
— Муж? — изумились старейшины племени. — А как же свадебный дар? Разве он что-нибудь подарил тебе?
— Мы
