тебе плохо здесь?
— Да! Да, мне плохо! — вскричала Онар, теряя самообладание, и сказала бы что-то ещё, но Роук не выдержала, хлопнула по столу и резко поднялась на ноги.
— Как ты смеешь так себя вести с повелителем тьмы?! Ты не имеешь права что-либо требовать у него! Как по мне, так с тобой ещё очень мягко обошлись. Будь моя воля, ты бы гнила в темнице. Или висела бы на цепях над пропастью в нашем подземелье! Да, — кивнула Роук, — у нас, наверное, единственное в мире подземелье, в котором есть люк в пропасть! Извинись пред повелителем, проси его о милости и, глядишь, мои желания, касающиеся тебя, не исполнятся! — а заметив встревоженный взгляд Ра, прикрикнула: — А ты что уставилась?
— Роук! — глаза Вэриата ещё больше почернели. Его правильный, ровный голос эхом отразился от колонн зала, и Роук тут же стушевалась, вжав голову в плечи. — Не много ли ты на себя берёшь?
— Повелитель, я…
— Не перебивай меня, — не дал он ей оправдаться. Голос Вэриата звучал по-прежнему спокойно, однако по его лицу было ясно, что он зол. — Онар пленница, но она царевна, а Ра является моей гостьей, принёсшей мне послание от самой Смерти. Не смей себя так вести с ними, особенно в моём присутствии!
— Но они… — начала было Роук, но Вэриат досадливо провёл рукой по своим волосам, немного взъерошив их, а затем, постукивая пальцами правой руки о стол, сказал:
— Здесь царевна и моя гостья, а ты, Роук, кто такая? Знай своё место! Уйди прочь.
Когда Роук, поклонившись, вышла из зала, и за ней захлопнулись двери, Ра вздрогнула. У неё потемнело в глазах и закружилась голова, бешено стучавшее сердце не позволяло Ра безнаказанно нервничать.
Вэриат невозмутимо продолжил ужинать, только стал он мрачнее и молчаливее.
Дрожащие пальцы Онар обхватили кубок, бледные губы тронуло красное вино.
— Ра, — вдруг произнёс Вэриат неким даже успокаивающим тоном, — ты не голодна? Быть может тебе что-то не нравится?
— Нет, что вы! — его доброта, или же подобие доброты, пугала, после того, что недавно произошло. Да и попробуй сказать властелину тьмы, что тебе что-то не нравится! Ра думала ответить, что не хочет есть, но решила не искушать судьбу и взять хотя бы кусочек яблока.
— Онар, может, ты хочешь ещё что-нибудь у меня спросить? — его глаза до сих пор были черны, и под этим пристальным, жгучим взглядом царевне стало не по себе.
— Нет, я всё поняла, — чуть слышно ответила она и вновь пригубила вино.
Онар старалась не смотреть на хозяина замка и на обстановку в зале. Между тем сделать это было сложно, ведь сейчас она находилась перед тем, кто поселился в её мыслях ещё с самой первой их встречи.
«Наваждение, — промелькнула давняя мысль, — он наваждение. И даже сейчас из его взгляда сочатся чары… Он — магия, я чувствую это. Мне не сбежать, не скрыться. Арон, умоляю, спаси меня!»
***
Отсюда замок выглядел как часть горы, скрытый камнями и тенями, освещаемый вспышками молний. Роук было видно только часть северной башни с острой пикой, что пронзала грозовую тучу.
Роук, которая совсем недавно выглядела, как стелющийся по земле туман, теперь стояла на одном из валунов небольшого пруда и взглядом, наполненным болью, смотрела в сторону замка, на уходящую прочь грозу и на выглядывающую из-за облаков тёмно-оранжевую луну.
Этот пруд, куда с тихим журчанием вливался широкий ручей, а затем вытекал с другой стороны небольшим водопадом, был любимым местом Роук на горе четырёх стихий.
Она, покачиваясь, перепрыгивала с камня на камень, пока не дошла до узловатого старого клёна. Обычно эти деревья стройные и красивые, да и никогда раньше Роук не видела, чтобы они росли чуть ли не из воды. Но этот клён, скрючившись, как старичок, мало того, что непонятно как сюда попал, когда поблизости не было больше не одного клёна, так ещё и выжил в таких условиях. Это дерево росло, как выражалась про себя Роук: «стоя по колено в воде, а корнями цепляясь за камни, чтобы, как пробка, не вылететь на поверхность пруда и не завалиться набок».
Присев на поросший мхом торчащий наружу корень, Роук стала болтать ногой в чёрной воде.
Клён был болен, его скрюченные ветви и толстый, в три человеческих обхвата, ствол был весь в каких-то наростах.
Один из таких наростов очень напоминал медвежью голову с одним рогом вместо уха, и находился низко от воды, так, что присев на торчащий корень, Роук оказалась с наростом лицом к лицу.
— Знай своё место Роук! Так он сказал: знай, своё место! — пожаловалась она ему. — Вэриат ставит меня ниже своего врага, ниже его гостьи, но ведь они люди! Всего лишь люди! — она схватила пригоршню камней, которые лежали в углублении ствола, и швырнула их в воду.
— Но, конечно, я ведь не жива, меня практически не существует! — Роук вгляделась в свою влажную от камней ладошку и неестественно длинные пальцы.
— Я меч его, подарок Вэриату от Карнэ. Сгусток магии! Я… никто? Я… что-то? — она наклонилась, пытаясь рассмотреть себя в отражении тёмной воды. Которая с большей охотой отражала не её, а ночь, и показывала Роук круги, что образовывались на глади пруда, когда ветви клёна касались воды, или, когда с них срывались большие жухлые листья.
— Я всего лишь нечто, что вынужденно служить повелителю тьмы… То есть, не вынуждено, а хочет служить ему, а если надо, и умереть за него. Хотя, будет ли моё исчезновение считаться смертью? — спросила она у нароста клёна и, не дождавшись ответа, продолжила: — Я только раздражаю Вэриата! Но что мне делать? Молчать, не показывать никаких чувств? Я тоже хочу быть живой! Я же есть, вот она, я! — Роук ладонью хлопнула по воде и, потеряв равновесие, свалилась в пруд, подняв множество брызг.
— Знай своё место, Роук! А где моё место? — забралась она на корень и вскочила на ноги. — Я запуталась совсем! Почему мне говорят, что меня практически нет, когда я чувствую себя живой? Конечно, если для Вэриата я всего лишь плод магии, заклинание, приобретшее такую раздражающую для него форму, то я ниже людей. И неважно, что магию, создавшую меня, самой богине кошмаров под силу использовать только единожды. Всё равно я, получается… никто? — вопросительно приподняла она брови и присела перед наростом.
— Даже не помню, как я появилась, — поделилась с ним Роук. — Первое, что и кого увидела, это Вэриат. В тот момент у него были лучистые голубые глаза… Я думала, —
