Книга Хозяйка над бесами - Мирра Слуцкая

Хованье путь в водное царство был заказан. Царь изгнал ее навсегда. Дикая навь полна темных страшных существ, которым дочь воды на один зуб. Потому Хованья пряталась и таилась. Она говорила себе, что без пищи русалки могут жить годами. Жизнь эта будет горькой, точно полынь, но все же будет.

Все-таки, надо было съесть девочку. Еще и бесам показалась, так неосторожно. А ведь бесов давно не видели, говорили они спят. Но что-то их пробудило. Силы уходили, и Хованья боялась, что не выстоит в схватке с другой нечистью. А это значило мучительную смерть при должном везении.

Хованья легла на дно. Ил гладил ее по лицу. Рядом спал последний красный молодец. Сил поднять его у Хованьи не было. Она коснулась рыжих волос молодца — красивый парень был, и петь умел. Он привлек ее песнями себе на беду. Мимо проплыл сом. Его ус неодобрительно дернулся. Рыба считала, что Хованья здесь вместо щуки.

Когда голод стал невыносимым, Хованья ушла вглубь памяти. Она знала, что образы начинают копиться задолго до того, как человек рождается. Поэтому ранние воспоминания самые чистые, они не окрашены чувствами и опытом.

Хованья увидела себя младенцем. Мать положила ее под ель. "Прости, Оленька, но кормить нечем" Лицо матери, скуластое и бледное, исказилось. Она не хотела оставлять дитя. Она ничего не могла поделать. Оленька кричала вслед, ей не отвечали. Было холодно, мокро. Ель скрестила лапы. Над Оленькой поднялся туман. Из него проступили черты молодого мужчины. Тогда Оленьке было все равно, она умирала от голода. Сейчас Хованья понимала, до чего красив этот мужчина. Его взгляд горел, словно солнце. Он взял Оленьку на руки. "Тише, тише, — прошептал он, — теперь ты мое дитя" Он поцеловал ее в лоб, и кровь ее стала навсегда холодной. Ее сердце перестало биться, а глаза зажглись.

Хованья вздрогнула.

Где-то рядом текла горячая кровь. Хованья выплыла из воспоминаний. Кто-то стоял на берегу. Кто-то живой и очень глупый. Иссушающий голод скрючил тело, и Хованья впилась пальцами в ил. Вокруг Хованьи забурлила вода. Она словно нагрелась от тока чужой крови. Труп молодца закачался в потоке, рыжие волосы распустились дивным огненном цветком.

Хованья медленно поднялась из глубины.

Небо над озером было темным и звездным. Стояла ночь, воспетая и проклятая смертными.

— Кто нарушил мой покой? — спросила Хованья у бесстрашного глупца. Тот не закричал и не сбежал от ее вида. Не смог бы, конечно. Русалка околдовывает, стоит ей услышать живое сердце.

— Меня Полиной зовут, — на берегу стояла женщина, еще нестарая. Она смотрела на Хованью не так, как другие жертвы.

— Ведьма? — Хованья отступила на шаг. И не поднять утопленников, чтобы защищали.

— Ты мою внучку спасла, — женщина что-то поставила на воду, — взамен я тебе требу принесла. Она заговоренная и намоленная на тебя. Хватит надолго.

Как Хованья сразу не догадалась, похожа была женщина на ту девочку. За женщиной стояла сила, смутно знакомая Хованье. Сейчас сила спала, но ничто не мешало ей встрепенуться, точно сторожевому псу, и напасть. Хованья не взглянула на требу.

— Ты всегда такая пугливая? — спросила женщина с интересом, — Странно. Вроде бы не молодая, не весенняя утопленница. Судя по всему, ты очень голодна, а внучку мою пощадила. Спасибо. Она у меня одна.

Хованья молчала. Она и не знала, что на такое говорить. Женщина вздохнула.

— Жаль, что ты неразговорчивая. Ну да вы ведь редко не боитесь и не хотите убить смертных. А как было бы любопытно с тобой говорить.

Хованья поманила к себе требу. Волна подхватила лукошко, точно большая рука. Оно доплыло до Хованьи. Внутри лежал хлеб да яйца. Почему-то они показались живыми, словно сделанными из крови.

— Намоленное на тебя с просьбой о защите, — женщина потеребила косу, — Такое ты съесть сможешь, оно как жертва. Я буду тебе раз в год приносить, и не понадобиться никого убивать.

Она была очень самонадеянной. Помнила Хованья одного такого. Он хотел приручить ее песнями да игрой на гуслях.

— Рабу захотелось? — спросила Хованья тихо, — А не пойти ли тебе прочь, дура?

Волна поднялась на три аршина. Запахло тиной и смертью. Женщина отпрыгнула от берега.

— Спасла я твою внучку, а ты что, сразу решила меня в услужение поставить? — Хованья выдохнула, — Сгинь отсюда, пока я тебя не забрала.

Забурлило озеро. Ведьма вскинула руки.

— Постой! Не надо! Я же с миром! Это просто треба, можешь забрать ее и не защищать никого. Я отказываюсь от заговора! Прости, дочь воды!

— Прочь, — сказала Хованья. От ее голоса вода взметнулась вверх на семь локтей. В лицо ведьме полетело лукошко.

Женщина развернулась и убежала, только подметки засверкали. Она не видела, как вода стихла, и Хованья без сил рухнула на дно.

Ведьма пришла через семь лун. Мир увядал. От этой извечной смерти Хованью бросало в воспоминания. Она уже избороздила память рыжего утопленника. Он с каждым днем таял. День его ухода в навь был не за горами. Хованья слушала его память о музыке. Вот дудочка тихо наигрывала плеск волны, потом вмешивались девичьи голоса. Пение птиц вплеталось под конец. Воспоминания блекли. Останутся только звуки. Они разольются по озеру и навек останутся в нем.

Стук живого сердца оглушил Хованью. Ее вышибло из сумрачной памяти. Хованья недолго смотрела на солнце из-под толщи воды.

— Выходи, — сказала ведьма, — я принесла требу.

Хованья встала. Было трудно. Она не чувствовала ничего кроме голода. Но ведьма не должна знать.

— Уходи.

— Я просто требу принесла, заговоренную на благодарность. Это от чистого сердца, без подвоха.

Хованья глянула на заросли ивы — там прошлый честный дар истлел, вытравив из себя ворожбу.

Ведьма села на кочку. Задралась юбка, и Хованья увидела кожаные сапоги. У ее рыжего утопленника таких отродясь не водилось. Из его памяти она знала, что ведьма была известной в трех селах. Ее любили и ненавидели. Утопленник собирался к ней за приворотом на одну справную девицу. Решил путь сократить через чащу.

— А с чего мне тебе верить?

— Иначе ты до зимы не доживешь, — ведьма смотрела на Хованью. — Ты не простая мавка, это я вижу. Но ты живешь впроглодь. Дай угадаю, Гаврюшу, сына Матревны, ты сгубила?

Хованья пожала плечами.

— Тебе какая разница?

— Прости, — ведьма улыбнулась, — Я понимаю, вы мыслите иначе. Гаврюша пропал пять лет назад. Больше никого не в лесу не умирало. Я спрашивала у знающих. А до этого, лет десять назад, пьяный Хавронин ушел в лес и не вернулся. Тело