Книга Алые Евангелия - Клайв Баркер

сторону, но не сделал ничего, что могло бы быть истолковано как сигнал. Затем, отвернувшись от них, он проследовал вокруг здания, ожидая, пока Кэз с компанией не повернут за угол, и тогда Гарри отправился обратно вниз по ступенькам, усыпанным мусором, и стал ждать.

Только когда они достигли вершины пролета и начали спуск, Гарри зашел внутрь и остановился, ожидая, когда они последуют за ним. Гарри уже встречался с подругой Кэза однажды. Он помнил ее имя — Лана. Ее рост составлял едва ли 5 футов, но каждый дюйм был покрыт крепкими мускулами. На её теле было больше наколок, чем на Гарри и Кэзе вместе взятых, но не ее страсть к искусству была причиной тому. Вся ее кожа, включая лицо, был живым, дышащим манускриптом — энциклопедия мистических письмен и сигилл, которые, по ее словам, "едва удержали духов на расстоянии". Эта женщина была магнитом для сверхъестественного. Гарри был рад видеть ее.

— Я взял ее с собой на случай, если у нас возникнут какие-то проблемы, — сказал Кэз, зайдя в здание.

— Привет, Гарри, — поприветствовала Лана. — Рада снова видеть тебя.

Она протянула руку, и Гарри пожал ее. Ее рукопожатие чуть не раздавило его пальцы.

— Привет, Лана, — ответил Гарри — воплощение сдержанности.

— У нее есть квартира, которую она нам предоставит на столько, на сколько она нам понадобится.

— Для Нормы — все что угодно, — сказала Лана.

— Так что, увозим ее? — спросил Кэз. — Мой грузик стоит дальше по улице. Подогнать его сюда?

— Ага. Мы будем здесь, когда… — Он осекся. Потом тихо произнес: — Черт.

— Гости? — спросила Лана, стреляя глазами во все стороны.

— Что-то. Тату дернулась. Но уже затихла. Может просто прошло мимо. В этом проклятом городе ни в чем нельзя быть уверенным. Давайте просто вытащим даму из этой дерьмовой дыры. Кэз, пять минут — норм?

— Пять сгодится.

— Лана, пойдем со мной.

— Как скажешь, босс.

Гарри ощутил ноту сарказма в ее голосе, но решил проигнорировать и повел ее по тускло освещенному лабиринту.

— Иисус, Мария и Иосиф, — сказала Норма, когда они вошли в ее комнату. — А ты что здесь делаешь?

— Извини. Сказал, что он ваш друг, — ответила Лана.

— Не притворяйся, я говорю с тобой, — сказала Норма.

— Я не позволю тебе заболеть, Норма. Многие зависят от тебя. Включая меня. Так что мы решили, что ты остановишься у меня.

Гарри сморщился, ожидая, что Норма заявит Лане еще какое-нибудь возражение, но она просто сидела там, улыбка появилась на ее лице.

— Что смешного? — спросил Гарри.

— Ничего, — ответил Норма. — Просто приятно, что вы все помыкаете мной ради моего же блага.

— Так что, будет у нас вечеринка с ночевкой? — вопросила Лана.

— Да, конечно, — ответила Норма.

— Ни каких возражений? — уточнил Гарри.

— Неа.

Она все еще улыбалась.

— Садомазохистские призраки — это одно, — сказал Гарри. — Но это?.. Это странно.

8

Было немало признаков того, что сегодня вечером в Нью-Йорке должно произойти нечто значительное. Для тех, кто обладал способностью прочитать эти знаки — или услышать, или почуять их — знаки были повсюду: в неуловимом изяществе пара, поднимающегося из люков на некоторых проспектах, в узоре разводов бензина, разливаемого при каждом автомобильном столкновении, сопровождавшемся смертельным исходом, в гомоне десятков тысяч птиц, кружащих над деревьями в Центральном парке, где они бы в этот час уже спали бы и молчали в любую другую ночь, и в бормотании молитв бездомных душ, лежащих в самых грязных кучах мусора, скрываясь от посторонних глаз.

Церкви, открытые круглосуточно для тех, кто нуждался в месте для успокоения своих сердец, наверняка увидели больше душ, чем увидят за следующие полгода. У этих мужчин и женщин не было ничего общего: черные и белые, босые и обеспеченные, за исключением того факта, что сегодня вечером все они хотели бы вырезать ту часть своего разума, которая осознавала — всегда знала, с самого младенчества — что великая мировая рана углубляется, день ото дня, и у них не было другого выбора, кроме как почувствовать эту боль, как свою собственную, которая, конечно же, отчасти и была таковой.

Пока поездка в Бруклин обходилась без происшествий. Кэз выехал на Канал-стрит и пересек Манхэттенский мост.

— Едем к Андерхилл Авеню, — сказала Лана, когда Кэз, переехав мост, въехал в Флэтбуш[25]. — Налево на улицу Дин, прямо четыре квартала, потом направо.

— Черт возьми, останови фургон, — протараторил Гарри на одном дыхании.

— Что случилось? — спросил Кэз.

— Просто останови!

Кэз ударил по тормозам. Гарри смотрел в зеркало заднего вида, изучая увиденное и бормоча: — Какого черта он здесь делает?

— Кто? — вопросили несколько голосов.

* * *

Укрывшись в адских лесных угодьях, Жрец Ада с радостью задержался бы и посмотрел, как развивается фарс смерти в его бывшей обители, но у него были более срочные дела. Он сделал три шага и приблизился к колючим зарослям, окаймлявшим лес. Искривленные ветви настолько замысловато переплелись, что создавалась видимость сплошной стены. Сенобит сунул руки в суковатые заросли, позволяя колючкам разрывать его плоть. Он погрузил руки по запястья, затем взялся за спутанные ветви и с силой потянул на себя. Несколько маленьких всполохов белого света из оторванных ветвей разлетелись во все стороны.

Феликссон смотрел в благоговении. Он видел много более зрелищных проявлений магии, чем это, но ощущение масштаба сгенерированной силы было достойно его изумления. Заросли находились в трансформирующей хватке энергии его хозяина, и внезапно колючие кусты стали податливы и заколыхались подобно шипастым водорослям под напором яростного прилива.

За несколько секунд до того, как все случилось, Феликссон почувствовал знакомое ощущение в животе и мошонке, ощущение, означавшее, что магия, которую он творил — или в данном случае которой был очевидцем — вот-вот извергнется из сугубой теории в реальность. Он затаил дыхание, значительность происходившего, которое он наблюдал сейчас были так далеко за пределами его собственных рудиментарных магических навыков, что он понятия не имел чем все это обернется.

Все заросли сотрясались. Феликссон слышал звуки, производимые далеким фейерверком: бум-бум-бум. Всполохи огня летели во все стороны. Феликссон взглянул на лицо своего хозяина и, к своему удивлению, увидел на нем выражение, которого раньше никогда не видел: улыбку.

— Закрой лицо, — сказал Жрец Ада.

Феликссон сделал, как ему было сказано, и закрыл лицо руками, но любопытство взяло верх. Он подглядывал между пальцами и видел, как действо продолжало нарастать. Улыбка не покинула лицо его хозяина. На самом деле, она только становилась только шире, как видел Феликссон, когда Жрец Ада поднял руки и раскинул в стороны,