как это ужасно! Я собственного брата не понимаю!
— У вас будет еще час до сна.
— А дедушкино «Уложение»? Выпросил двое суток назад и успел прочить только два первых раздела. А письмо папá по мотивам нашего вчерашнего разговора? Клялся написать, а так и не взялся! Я уж молчу про немецкий. Французский я вытяну сам, у меня база есть. Но с немецким полный пиздец!
— Что??? — вопросил Гогель.
А Володя прыснул со смеху.
— Простите, вырвалось, — сказал Саша. — Я имел в виду, что мне нужен учитель.
— Будет вам учитель, Александр Александрович, — строго пообещал гувернер. — Но еще одно такое слово, и вы будете ложиться спать в девять.
— Ну, почему у меня нет маховика времени! — воскликнул Саша.
— Чего? — спросил воспитатель.
А Володя посмотрел с любопытством.
— Волшебных часов, — объяснил Саша. — Это из одной английской сказки. Там была девочка, которая училась в школе волшебников. Она была очень прилежная ученица и отличница. И, чтобы быть одновременно на нескольких уроках, она использовала этот самый «маховик времени». Это такой кулон в виде песочных часов. Если повернуть часы один раз, возвращаешься на час назад, если два раза — на два часа. Ну, и так далее. Но больше пяти часов почему-то нельзя, как я помню. И еще надо следить за тем, чтобы не встретить самого себя в прошлом.
— Да? — спросил Володя. — А, что там было еще?
И спросил он это таким тоном, что Саша понял, что влип. Более или менее он помнил только первую книгу, и ту не до конца.
— Са-аш, ну, что дальше? — протянул Володя.
— Да я еще не начал. Начинается вообще не с нее, не с Гермионы Грейнджер. Сказка про мальчика. В общем, жил в Англии мальчик, и было ему, как тебе, одиннадцать лет. Звали его Гарри Поттер, он был сиротой и жил у родственников.
Чтобы избежать лишних вопросов, Саша старательно избегал реалий 20-21-го веков: всех этих автомобилей, компьютеров и телефонов. В общем-то без них было несложно обойтись.
Вовка не отстал до эпизода в террариуме, где главный герой разговаривал на змеином языке. Выручил только Гогель.
— Владимир Александрович, Александру Александровичу надо еще успеть позаниматься французским, — строго сказал он.
Владимир Александрович громко вздохнул и ретировался на свою кровать, где лениво открыл томик Вальтера Скотта. «Квентин Дорвард» вроде. Тоже, конечно, неплохо. Но, кто сказал, что нет прогресса в литературе?
Так что Саша взял ватман, ножницы, Беранже и словарь — и дисциплинированно принялся за песенку про Лизетту.
В несчастной «Лизетте» незнакомым оказалось примерно каждое второе слово. Так что оба листа бумаги были разрезаны на квадратики и исписаны за полчаса.
Григорий Федорович, похоже, прекрасно знал и кто такой Беранже и, кто такая Лизетта, но на фоне «пиздеца» решил смириться.
Саша немного помнил русский перевод, но это почти не помогало, ибо не слово в слово:
Как дитя, проста,
Сердца не стесняя,
Ты была чиста,
Даже изменяя…
Нет, нет, нет!
Нет, ты не Лизетта.
Нет, нет, нет!
Бросим имя это.
Ага! А в оригинале что-то про любящее сердце.
Периодически Саша уточнял у Гогеля произношение.
— А, где вы учились, Григорий Федорович? — спросил Саша.
— Пажеский Его Императорского Величества корпус, — ответил Гогель.
— А! — одобрительно кивнул Саша.
Хотя ни фига не понимал, ни, чем пажеский корпус отличается от кадетского, ни чем юнкерское училище от того и другого.
— Григорий Федорович, а можно мне какую-нибудь коробку завести для моих карточек? От чая там или от печенья. Ну, чтобы был порядок.
Слово «порядок», похоже, обладало для Гогеля магической силой, и он позвал лакея.
На улице стемнело, и в комнате зажгли свечи. Вскоре прибыла и коробка, которая оказалась скорее деревянной лаковой шкатулкой с портретом папá в короне на фоне московского пейзажа.
Стрелки каминных часов неумолимо ползли к десяти.
— Григорий Федорович, а вы знаете, что такое «тайм-менеджмент»? — спросил Саша.
И по длине паузы предположил, что Гогель не владеет английским.
— Нет, — сказал гувернер.
— Очень просто, — начал Саша. — Берется день от подъема до отбоя и делится на промежутки по 10 минут. И каждый десять минут надо записывать, что делал. Например, от двенадцати сорока до двенадцати пятидесяти плевал в полоток. А от двенадцати пятидесяти до часа трепался с Володькой. И значит, это время ты просрал.
— Александр Александрович!
— Потратил попусту. А, если потратил попусту, например, оставляешь себя без ужина. Ну, или без Вальтера Скотта. В сложившихся обстоятельствах не вижу другого способа все успеть. Но для этого часы нужны.
Гогель посмотрел с уважением.
— У вас есть часы, Александр Александрович.
Он встал, подошел к его прикроватной тумбочке и вынул оттуда почти такой же брегет, как у Никсы. И, кажется, тоже золотой. Но, кроме часов на свет божий появился похожий на еженедельник объект в кожаном переплете.
— Вот, кстати, и ваш журнал! — радостно прокомментировал гувернер.
И водрузил на стол и брегет и «журнал».
Часы Саша тут же увел и опустил в карман, а на «журнал» взглянул вопросительно.
— Что за «журнал»?
— Не помните?
Гогель помрачнел: каждое свидетельство сумасшествия воспитанника он воспринимал, как личную трагедию.
— Нет, — беспощадно подтвердил Саша.
— Вы сюда записывали события вашей жизни, — объяснил гувернер.
— А! Дневник.
Саша просмотрел последние записи. Похоже, прежний Александр Александрович на ведение «журнала» не особенно заморачивался. Записи были коротки и сухи: что делал, с кем встречался, где был, куда ходил. Но, какую-то информацию и из них почерпнуть было можно.
— Вам нужно продолжить вести журнал, — сказал Гогель.
— Может быть, не сегодня? — взмолился Саша.
— Сегодня.
— Ладно.
Саша отложил французский и взял перо.
— Какой сегодня число, Григорий Федорович? — спросил он.
— 16 июля, пятница.
Неужели прошло только три дня? Кажется, он здесь уже вечность!
Саша поставил число и записал:
«Сегодня утром познакомился с генералом Гогелем. Был в библиотеке дворца-коттеджа: типичная резиденция королевы эльфов. Нашел в „Лексиконе“ статью про „Лауданум“ (надо учить немецкий), сыграл „К Элизе“. Был у Никсы в Сосновом доме. У него отличная катана. Рассказал про 47 верных ронинов.
Был у мамá, играл „К Элизе“, говорил о поэзии с Тютчевой, рассказывал про ронинов. Дискутировал с Анной Федоровной об особом пути России, высказался о ликвидации крестьянской общины. На последнем папá прервал и выставил за дверь. Почему интересно? Вроде ничего крамольного.
Переселили в комнату к Володе. Рассказал ему начало „Гарри Поттера“, занимался французским. Попросил учителя немецкого, говорил о тайм-менеджменте».
На отъебись, конечно. Но все
