Книга Кровавая любовь - Карина Халле

Темном.

«Да», — скрипучий металлический голос шепчет внутри меня, голос, от которого кровь стынет в жилах, а конечности внезапно наливаются тяжестью от страха. — «Да».

Голос принадлежит не Джеремайсу.

Я встряхиваюсь. Выбрасываю все мысли об этом из головы, даю обещание никогда больше даже не думать об этом имени. Теперь я знаю, что в этой коробке, и никогда ее не открою.

Джеремайс разочарованно вздыхает, но не комментирует.

— Скажи мне, — спрашиваю я его с любопытством, — раз уж ты, кажется, так одержим тьмой, ты когда-нибудь был хорошим? Ты родился ведьмаком, верно?

Он поднимает брови.

— Личные вопросы? Хорошо. Да, я родился ведьмаком.

— Где?

— В северной Англии.

— Когда?

— Примерно через пятьдесят лет после того, как Скарде превратился в вампира. В тысяча четыреста десятом году.

Я смотрю на него с благоговением, у меня отвисает челюсть. Какого хрена? 1410?

— Как ты до сих пор жив? Ты бессмертен?

— Давай просто скажем, что меня трудно убить. Это подарок за все жертвы, которые я принес.

Я хмурюсь.

— Ты говоришь о буквальных жертвах?

— Ну, частично. Но нет. Я родился ведьмаком, первый, кому была дана конкретная цель. Я был первым истребителем, созданным, чтобы держать вампиров, которые выходили из-под контроля, в узде. Все истребители, которые когда-либо существовали, появились благодаря мне.

— Подожди, подожди. Остановись. Например, как мои родители? Джим и Элейн? Они каким-то образом произошли от тебя?

— Каким-то образом, — медленно произносит он. — Но да, их родословную можно проследить до меня. Я отец всех истребителей вампиров.

Мне неприятно задавать этот вопрос, но…

— Если такова твоя роль и всегда была… технически, я вампир. Почему ты меня не убиваешь?

— Меня это больше не интересует. Я очень давно не убивал их.

— Ладно. Тогда, если я твоя дочь, значит ли это, что я истребительница?

Он издает сухой смешок.

— Тогда тебе пришлось бы покончить с собой. Нет. Ты не одна из них, потому что твоя вампирская сторона отрицает это. Есть еще вопросы?

— Да. Когда ты успел стать таким… таким? — Я машу на него руками.

— Каким?

Злым.

— Лучшим другом с Темным.

Холодный ветер пронизывает меня насквозь, и я жалею, что снова произнесла это имя вслух. И по убийственному взгляду Джеремайса я могу сказать, что он чувствует то же самое.

— Когда решил жить вечно. И мне был послан этот дар. Кроме того, нужна была сила, дабы не отставать от вампиров.

— Он, — размышляю я. — Он создал вампиров, а затем тебя, чтобы держать вампиров в узде?

— Да. Иногда творения выходят из-под контроля.

— Натравил две враждующие стороны друг на друга и наблюдает, как они сражаются в дурацкой игре.

— Возможно, все это игра, — произносит он, и в его глазах вспыхивает пламя. — Но в этой игре я выигрываю.

Выигрывает? Если он не убивает вампиров в наши дни, то что считается победой для истребителя? Какова его конечная цель?

Выпрямляюсь, вспоминая, почему я здесь (где бы я, черт возьми, ни была) и почему позвала его.

— Ты сказал, что я смогу помочь Солону, — говорю я. — Итак, скажи, что я могу сделать.

— Снова к этому? — мягко спрашивает Джеремайс.

Я смотрю на него и жду, когда он продолжит.

— Есть только один способ избавиться от зверя, — говорит он. — Ты должна убить его.

— Можно убить зверя, не убивая Солона?

Быстрая улыбка.

— Вероятно, нет.

Я моргаю от этого.

— Хорошо, как убить зверя?

— Так же, как вампира. Ведьминым клинком.

Я качаю головой.

— Я не смогу заколоть зверя ведьминым клинком.

— Верно. Потому что ты не истребительница. Это не сработает. Ты разозлишь его только за мгновение до того, как он убьет тебя.

— Значит, я в полной жопе, вот что ты хочешь сказать, — ворчу я. — Ты хотя бы можешь научить меня его вырубать. Мне нужно уметь хоть что-то.

— Как я уже сказал, — говорит он раздраженно, как будто я испытываю его терпение, — ты должна быть готова использовать тьму для борьбы с тьмой. Пока что ты не восприимчива к этому. Но, возможно, в следующий раз, когда снова чуть не умрешь от его рук, наконец, перестанешь упрямиться и примешь правду. Или, возможно, просто умрешь — и меня не будет рядом, чтобы спасти тебя.

Я прижимаю руки к лицу, пытаясь собраться с мыслями.

— Ты тратишь впустую наше с тобой время, — добавляет Джеремайс. — Если не захочешь призвать темную сторону, ты далеко не продвинешься как ведьма.

— У моих родителей все в порядке, — огрызаюсь я, глядя на него снизу вверх. — И они контактируют со светом.

Он презрительно фыркает.

— Твои родители, фальшивые причем, глупые и слабые. Они не могут сделать ничего особенного. И едва ли могут убивать вампиров. Ты ничему у них не научишься. Но ты и сама это знаешь, да? В итоге, они ничему тебя не научили. И не знают, что с тобой делать, как с тобой обращаться. Они чувствуют твою силу, и она пугает их. Твоя темнота пугает их, Ленор. Пугает всех, кроме меня.

— Солона не пугает, — упрямо говорю я.

Он обдумывает это.

— Может, и нет. Но Абсолону нужна эта темнота, — внезапно он смотрит прямо в черное небо. — Кстати, о темноте, ты нужна ему сейчас. Этот человек ждет.

Прежде чем я успеваю спросить, что за человек, мир затягивает в черную воронку, и все растворяется в воздухе. Вокруг темно, я больше не чувствую землю под ногами, не понимаю, открыты мои глаза или закрыты.

Я словно медленно пробуждаюсь ото сна.

Открываю глаза, ожидая снова оказаться в своей старой квартире.

Но это не так.

Я в спальне Солона. Там, где раньше была и моя спальня.

Здесь новая кровать, королевских размеров, как и раньше, но без балдахина, все остальное выглядит также.

Почему Джеремайс вернул меня сюда?

Я оглядываюсь, наполовину ожидая, что чудовище выйдет из туалета, или услышу шаги из комнаты в башне наверху, но там только тишина.

Открываю дверь в холл и выглядываю наружу. Я снова в своей одежде для сна, которую носила ранее, черная кружевная кофточка и клетчатые шорты, ничего слишком откровенного для этого дома. Выхожу и тихо спускаюсь по лестнице. Понятия не имею, который час. Черт возьми, я даже не знаю, какой сегодня день. Джеремайс мог долго держать меня в той пустоте.

Я слышу слабые голоса, и чувства подсказывают, что они исходят из «Темных глаз». Прохожу мимо увядших роз, и на этот раз даже не произношу особого слова, я даже не думаю,