— А десять лет назад женился и я. Она хорошая, с добрым сердцем, Мариза. Хотя… был бы свободен, и сейчас бы все к твоим ногам бросил!
— Я тоже все еще замужем! — его застенчивость развеселила меня.
— Да, осведомлен, — тихо сказал он и после короткой паузы продолжил:
— Вино выбирать, конечно, дело мужское. Вот, Гевюрцтраминер, если рыба и ты ужинаешь с подругой, или Болгери Док, Иль Бручато, если мясо гриль и со своим мужем, — он лукаво посмотрел на меня. Я покрутила бутылку с этикеткой, где сепией был нарисован тосканский пейзаж:
— Болгери Док, Иль Бручато ? Да, я абсолютно с тобой согласна! Будем сжигать им прошлое! Ну что, спасибо. Увидимся еще!
Я достала кошелек, и Марко робко спросил:
— Может, все-таки кофе?
Он заглянул мне в глаза своими карими глазами с поволокой, и я почувствовала к нему прилив нежности:
— Хорошо, только дай мне заплатить за вино. Сколько я тебе должна?
— Твои десять минут времени.
Мы похихикали, и я удивилась, как же у него получилось так легко меня уломать.
Марко пропустил меня вперед, мы вышли из магазина и перешли через дорогу перед кафе. При входе он снова открыл мне дверь и пропустил вперед. Я ценила в мужчинах галантность и хорошие манеры, но замуж вышла за того, который брал настойчивостью.
Внутри было жарко и шумно. Рабочий день подходил к концу и мужчины громко обсуждали вчерашний футбольный матч, то ссорясь, то смеясь.
— Что будешь пить, Ассоль? — глаза Марко светились. Наверное, это здорово — много лет спустя встретить человека, к которому у тебя были чувства.
— Маккиато и воду! — я уставилась на витрину, заполненную сладостями.
— Они славятся своими зепполе! Вы ведь тоже их печете?
— Угу. Куда же мы без классики! — и направилась к свободному у окна столику.
— Посмотри, настоящий афродизиак! — приближаясь ко мне, он рассматривал со всех сторон пончик с кремом, похожий на бело-желтую устрицу, а вместо жемчужины на нем красовалась засахаренная черешня.
— Мачо, да еще и сладкоежка! Теперь я знаю, почему не вышла за тебя! — пожурила его я.
— Тушè! Я всего лишь собираю улики! — Марко сел рядом, продолжая смеяться над моим замечанием. Но когда в бар вошла пожилая женщина, он застыл, с интересом наблюдая за ней. Она была примерно того же возраста, что и Сандра. А ведь в эти дни бабушке бы исполнилось восемьдесят!
Несмотря на свои годы, пожилая синьора обладала каким-то особенным стилем. Он был и в ее аккуратном каре, и в красном манто поверх темно-серых брюк, и в светло-сером свитере, и даже в ярко красных губах, которые не придавали вульгарности ее сморщенному временем лицу. Она была уверена в себе и держалась так непринужденно, что я даже ощутила укол зависти. Уже почти двадцать лет у меня не получается стать настоящей итальянкой и не переживать, что обо мне подумают окружающие.
Несмотря на свои годы, пожилая синьора обладала каким-то особенным стилем. Он был и в ее аккуратном каре, и в красном манто поверх темно-серых брюк, и в светло-сером свитере, и даже в ярко красных губах, которые не придавали вульгарности ее сморщенному временем лицу. Она была уверена в себе и держалась так непринужденно, что я даже ощутила укол зависти. Уже почти двадцать лет у меня не получается стать настоящей итальянкой и не переживать, что обо мне подумают окружающие.
Она подошла к барной стойке, дружелюбно кивнула Марко и бросила молоденькой баристе:
— Маккиато, голубушка, как всегда в большой чашке!
Как только ее кофе был готов, она взяла его холеными руками так, что браслеты на ее кистях зазвенели, и приблизилась к нам:
— Не возражаете? — кокетливо улыбнувшись и не дождавшись ответа, отодвинула стул свободной рукой напротив окна.
Марко подскочил и помог женщине устроиться за нашим столиком:
— Прошу вас, синьора Роза. Познакомьтесь, это моя подруга Ассоль.
— Замечательно! Люблю людей, которые пьют маккиато, — сказала она, обнимая взглядом мой кофе.
— Простите? — чуть не поперхнулась я.
— Люди с нежным сердцем такой кофе употребляют, — ее аристократичная улыбка очаровала меня.
Она достала из маленькой сумочки с траколлой белый с тонким кружевом платок и промокнула им лицо в нескольких местах.
— Милочка, вы замужем? Впрочем, не отвечайте. У столь привлекательной женщины должен быть ухажер, — она бегло взглянула на Марко, потом на меня и на ее устах вновь мелькнула улыбка. — Следите за тем, что пьет ваш мужчина и, возможно, вы вовремя заметите то, что принимали за капризы или кризис среднего возраста… Когда однажды он вместо эспрессо начинает пить холодный кофе в высоком стакане — это важный сигнал от подсознания. Так сказать, бросает вызов. Знаки становятся ярче: он неожиданно меняет парфюм, обувь, цвет галстука… А потом — бац! — и это уже не ваш мужчина! На самом деле он перестает быть вашим уже на этапе с кофе. Только тогда вы еще можете его вернуть, а потом — увы, нет…
Закончив свой монолог, она аккуратно приложила платок к подбородку и покосилась на мужчину у барной стойки:
— Видите того в строгом костюме, гладко причесанного, туфли блестят так, что в них отражается его кислая физиономия?
Я посмотрела боковым зрением на мужчину у барной стойки. Пожилая женщина продолжила:
— Так вот, он при мне заказал декафенато. Особенно чувствительный ко всему, к чему прикасается. Не то, что мой Бруно, — в ее голосе зазвучали нотки издевки.
Я опустила глаза на свой недопитый напиток, сделала пару глотков и помешала на дне чашки коричневую сахарную жижу.
Женщина продолжала:
— В общем, дорогуша, смотрите, чтобы ваш милый не перешел на холодный кофе.
Она убрала платок в сумку.
Марко, казалось, оскорбился за всех мужчин и с вызовом спросил:
— А как обстоят дела с женщинами?
— С нами все намного проще, дорогой Марко! — с достоинством ответила синьора Роза, но вдруг ее взгляд задержался на окне, и я увидела в нем старика, спасшего меня в поезде. Роза задумчиво произнесла:
— Бедный! А ведь был такой хороший и успешный мужчина! — ее взгляд, казалось, погрузил ее в воспоминания.
Бродяга постоял у окна, всматриваясь внутрь кафе, потом вошел. Огляделся по сторонам, заметил меня и направился к нашему столику:
— Добрый вечер! Прошу прощения! — он пошарил в кармане, что-то достал и протянул мне мою цепочку с кулоном:
— Вот, возьмите. И простите ее. У нее все еще ум маленькой девочки, — и неспешно, немного покачиваясь, он вышел на улицу. В этот момент он был мало похож на того Алекса, которого я помнила — улыбчивого, элегантного, с готовым комплиментом или острым словцом на кончике языка.
