Книга На гуме - Глеб Берг

– И чо, продает кто-то?

– Да, со своего курса уже у многих купил.

Стоявшие рядом овощи закивали.

– Э, одно дело Мерседес, другое – самокат. Есть разница? Давай мозги не делай, у меня времени мало. Чо подписать надо?! Бабки разверни и разойдемся.

– Ну, у меня сейчас все равно ни договора, ни денег нет, – замялся сатанист.

– Когда будет?

– Не знаю.

– Э, ты чо мне мозг ебешь, а? – начал сердиться Ислам, – ты на Мировом господстве же учишься?

– Угу, – сатанист нервно кивнул, начав сознавать в какое дерьмо вляпался.

– Завтра будешь в МГУ?

– Не знаю пока.

– Э, в плане, не знаю? Короче меня не ебет, до завтра, чтоб нашел бабки. Если не принесешь, я тебя на счетчик ставлю – каждый день двести баксов капает. Ты уже подписался, что купишь у меня, так что я на эти бабки рассчитываю.

– Если надо, из-под земли достанем, – предупредил я.

– Телефон скажи свой, – достав из кармана золотой Сирокко, приготовился записывать Ислам.

Продиктовав номер, сатанист некоторое время не двигался с места.

– Ребят, извините, я на лекцию опаздываю… – наконец, промямлил он.

– Давай, успехов, – напутствовал Ислам, – не теряйся только!

Тот благодарно кивнул и, взмахнув плащом, скрылся за углом.

– Вот это я называю «взять сучка за жабры», – усмехнулся я, когда мы с Исламом остались вдвоем.

– Не дай бог бегать от меня начнет, – ухмыльнулся он.

Правда, в итоге сатанист так и не купил душу Ислама, на другой день отдав лишь залог в три тысячи рублей, после чего на месяц пропал из универа. Это стоило ему жизни. Не буквально, конечно – но через какое-то время я встретил его совершенно преобразившимся – с короткой стрижкой, в модной олимпийке и джинсах с блестящей металлической бляшкой на заднице. Однако, от поклонения дьяволу он так и не отошел, сделавшись клубным промоутером – организатором вечеринок на лимузинах и пароходах для ярких богатых студентов из разных российских городов.

***

– Братуха, у меня день рожденья в пятницу, – объявил мне безымянный абрек с эконома, когда днем позже мы снова столкнулись в коридоре, – подтягивайся на Инфинити часам к восьми, если чо.

– Братское сердце, очень постараюсь, – растроганно отвечал я, заранее понимая, что не получится.

10

– Ну, ты муслим же? – скорее утвердительно произнес Муслик, сурово глядя на Алишера, необъятно толстого таджика в льняных брюках со стрелками и такой же рубашке с коротким рукавом.

Алишер был героиновым принцем из Душанбе с отменно некрасивым лицом, испещренным красными прожилками, и с бегающими черными глазками, злыми и похотливыми, к тому же относился к типу людей, что верят в странные легенды, дескать, Александр Македонский был таджиком.

– Муслим, – с опаской отвечал Алишер.

– Ну, значит должен муджахидом быть, – Муслим развел руками, словно говорил: «ты не оставляешь мне выбора, сучок».

– А как мне стать муджахидом? – неловким движением Алишер смахнул с сального лба проступившие капли пота.

– Ну, надо в террористическую организацию вступить, – Муслим значительно поднял указательный палец и украдкой посмотрел на меня. Он был на взводе. В его спокойно-уверенных карих глазах вдруг промелькнули два маленьких Муслимчика, яростно лупивших кулаками о прозрачные стенки роговицы, желая приступом гомерического смеха вырваться на свободу.

– А сами вы, пацаны, из какой организации?

– Мы из этой, как его, бригада мучеников аль-Аксы, – серьезно ответил Муслик, и, насладившись гримасой ужаса на лице Алишера, посоветовал, – надо и тебе куда-то вступить – иначе уважать перестанут.

– Брат, мы мирный народ… – замямлил раскрасневшийся толстяк.

– Нихуя себе мирный, вы уже сколько лет друг друга из-за нарко-трафика крошите? А в Афгане кто пиздарез устроил? Я ебу, чо вы за мирный!

По лицу бедняги ураганом пронеслось отчаяние, он то краснел, то бледнел, а маленькие черные глазки готовы были выпрыгнуть из орбит. Неловко свесив толстые руки, увенчанные короткими пальчиками-обрубками, Алишер в молчании простоял около минуты. Муслим же, будучи в камень накуренным, не замечал затянувшейся паузы, так как замкнул на валявшийся у плинтуса фантик, принявший форму собачки.

– Ладно, пацаны, мне пора, – извиняющимся тоном, нарушил молчание Алишер, – лекция начинается.

– Чо? А, давай, братуха, – опомнился Муслим, – но ты смотри, решай этот вопрос, не затягивай.

Мы с Алишером, хоть и учились на одном курсе, виделись все же не часто – я редко ходил на занятия, а он почти не появлялся в кафе Макс. Следующая наша встреча случилась на экзамене по английскому – я явился одним из первых и в первых же рядах пошел отвечать. Английский мне приходилось учить еще с раннего детства, общаясь с незнающими ни слова по-русски волонтерами-американцами в мормонской языковой школе. Зато теперь это был единственный предмет, за который я всегда спокоен – ведь ты либо знаешь язык, либо нет – это не философия и не математика, билеты к которым можно выучить за несколько дней или тупо списать. Это касается и фонетики, с которой мне приходилось помучиться воспроизводя речь какого-нибудь принца Альберта, превозмогая свое закостеневшее Mid-Atlantic произношение, и грамматики, которую я никогда не знал, но говорил правильно по наитию.

Войдя в обшарпанную аудиторию с деревянными партами, исписанными непристойностями пополам с формулами из логики и высшей математики, я вытянул билет и уселся в первом ряду, прямо перед столом преподавателя, принимавшего экзамен у Алишера.

– So, what are the main functions of European parlament? – робко поинтересовался экзаменатор, в ответ на три предыдущих вопроса получивший лишь мычание и требование спросить что-нибудь еще.

– Эээ, – обреченно затянул Алишер, когда-то где-то слышавший, что на экзаменах главное не молчать.

– Все, это был последний шанс, – оборвал его препод вытерпев секунд двадцать, – ставлю вам «неуд».

– Но…

– Не но – нельзя сдать экзамен по английскому, если не знаешь языка.

– Как не знаю? Знаю!

– Значит, о европейской интеграции ничего не знаете.

– Знаю!

– А почему тогда мычите?

– Понимаете, я долго жил в Америке, свободно разговаривал на английском, но потом в аварию попал – амнезия! Все забыл! Теперь вы мне по-английски вопрос задаете, мне приходится с английского его на русский переводить, с русского на фарси, с фарси опять на русский, с русского на английский и только после этого отвечать.

– Пффф! – фыркнул экзаменатор и устало шлепнул себя раскрытой ладонью по широкому блестящему лбу.

– Facepalm! – улыбнулся Алишер.

– Удовлетворительно! – сдался препод, – давайте зачетку.

Сразу после экзамена я наткнулся на Алишера в очереди за хачапури. В небольшом кафетерии, расположенном во втором корпусе, в пятидесяти метрах от