И Женя могла смотреть в окно и думать, что скажет Сергею. И что скажет он, и что она ответит.
Но и представить не могла, что её ждёт на прекрасном теплоходе, куда она взяла первое в жизни вечернее платье.
Она не думала, что их встретит Сергей, хотя назвала и поезд, и номер вагона. Когда он спросил по телефону, купила ли она билет, ответила:
– Купила, конечно, купила, фирменный московский поезд прибывает в Николаевск утром первого июля, вагон четвёртый.
Как может капитан уйти со своего поста встречать девушку! Он и не пришёл, прислал матроса. Этого она тоже не ожидала, думала, – возьму такси, шофёр точно знает, где пристают круизные теплоходы.
Матрос был молоденький, улыбчивый.
– Вы Евгения Владимировна, наш новый фельдшер? Я за вами. И мальчик ваш? – Лицо у него стало озадаченным. Про мальчика ничего сказано не было. Но через секунду решил – не посчитал нужным капитан. Главное, он узнал этого фельдшера!
Слишком уж молодая, если бы из четвёртого вагона вышел кто-то ещё, мог бы и не догадаться.
– Такси я заказал. Сегодня день экскурсий, три автобуса уехали. Так что народу нет почти, спокойно устроитесь. Ваш кабинет на втором этаже, и каюта близко, тоже на втором, двести сорок третья.
– Как вас зовут?
– Артём.
– Очень приятно.
Теплоход красовался у причала – белоснежный, нарядный. Морячок проводил их в каюту, поставил вещи:
– Располагайтесь.
– Спасибо, Артём, вы нам очень помогли.
– Обращайтесь, если надо – позвоните радисту, пусть объявит по громкой связи – Артёма Панкратова к фельдшеру! А я пошёл доложить капитану, что его распоряжение выполнено.
У Жени началась тихая паника – что делать? Отправить Антона погулять, пока она подготовит Сергея?
Антон осваивал каюту:
– Как просторно! Я думал, каюта – похоже на купе в поезде!
– Здесь есть разные каюты, и такие, как купе, – машинально отвечала ему Женя.
– Окно открывается?
– Это не окно, на судне окна называются иллюминаторами. Вот, смотри, можно приоткрыть.
– Я буду спать на диване? А это что за дверь? Душевая! Женя, прекрасная каюта!
Артём в это время бежал вверх по лестнице. Постучал в капитанскую каюту.
– Войдите.
– Разрешите обратиться? Ваше поручение выполнено, Евгения Владимировна в своей каюте. Разрешите идти?
– Идите. Спасибо, Артём.
С минуту прислушивался, в какую сторону идёт матрос. Когда его шаги стихли, вышел в коридор и бегом спустился по другой лестнице на второй этаж.
Он прекрасно знал, где Женина каюта. Постучал, распахнул дверь, не дожидаясь ответа. Женя встала ему навстречу, и он обнял её. Он просто светился от счастья!
– Здравствуй, здравствуй, моя хорошая! Я так тебя ждал, дождаться не мог!
Антон так и застыл в дверях душевой. Ему было неловко. Уйти? Но сначала надо спросить разрешения…
– Я пойду, погуляю?
– Не заблудись, каюта двести сорок три. Если будет заперта, ключ у дежурной, – сказала Женя, выглянув из-за плеча Сергея. Потом подняла на него глаза. Услышала, как тихо вышел Антон.
Смотрела на Сергея, и сердце у неё сжималось. Радости на лице его будто не бывало, оно стало каменным. Вот, оказывается, каким у него может быть лицо. Таким она его не видела за весь этот самый счастливый год в её жизни. К счастью, Антон, когда уходил, не видел этого каменного лица.
Сергей быстро взял себя в руки. Лицо стало просто серьёзным. Радость пропала, вся радость пропала.
Антон шёл по коридору. Конечно, им надо побыть вдвоём, они же соскучились!
Вышел в холл.
Прозрачная дверь вела на палубу. Там было ветрено. Хорошо, что он не успел снять куртку.
Перед ним был открытый океан. Он привык к этому зрелищу в Санаторной зоне. Но если смотреть сверху – кажется, внизу такая бездна, такая скрытая сила, что и представить невозможно.
Он обошёл палубу, постоял на корме. С неё, как на ладони, далеко-далеко, был виден весь берег. Какие-то склады у причалов, подъёмные краны, шла погрузка стоящего у причала судна. А ближе к главному причалу начинались магазины и магазинчики.
Он перешёл на другой борт, обращённый к берегу. Там была площадь с наскоро сколоченными столами, возле них толпились люди с только что прибывших автобусов. Кто-то шёл мимо к трапу.
Антон медленно прошёл по палубе. Возвращаться в каюту стеснялся.
А в каюте на краешке дивана плакала Женя. Сергей ходил из угла в угол и говорил ужасные вещи, слушать было просто невозможно. Её ли это Серёжа?!
– Зачем ты его привезла? Что ты таскаешь за собой этого мальчишку? Мы же с тобой мечтали об этом рейсе! Наконец, сможем побыть вдвоём – только ты и я! Не урывками, не при родителях, при Антоне, в кафе или на улице. А ты к нему привязалась, и ему позволила так привязаться! Что ты себе думаешь?
– Я хочу его усыновить…
Она хотела сказать это Сергею, когда представится удобный случай. Худшего момента для этого признания выбрать было бы трудно.
И невозможно было представить худшего момента, чтобы Антон в это время проходил мимо окна Жениной каюты.
А Сергей уже кричал, не помня себя:
– Ты хочешь его усыновить? И при этом собираешься стать моей женой! Или уже не собираешься? Ты спросила меня, согласен ли я воспитывать чужого больного ребёнка?
– Его признали здоровым, я же говорила тебе! А если бы не признали, тем более его нужно было бы усыновить.
– Ты же будущий врач и должна понимать, что это может быть ремиссия, временное улучшение, пограничное состояние, и в любой момент… Да я слышать об этом не хочу! Мне нужны свои родные дети, наши с тобой! Пора, я уже не мальчик. Да что я говорю, тебе же всё равно, что я хочу, о чём думаю.
Замолчал, походил по каюте:
– Ну, привезла ты его. Что мне теперь с ним делать? В списках пассажиров он не значится. Любая проверка – я виноват, отвечаю за всё, что здесь происходит! А ты на работе. Я поручился за тебя в пароходстве, и пока ты здесь, за тебя тоже отвечаю.
Остановился, опомнился – она же не просто девушка, которую он любил. Она приехала на работу!
– Я должен представить тебя врачу, Дмитрию Ивановичу. Он введёт тебя в курс обязанностей на теплоходе. Пойдём, ключ для Антона будет у дежурной.
Этого Антон уже не слышал. Он и так услышал больше, чем хотел и мог выдержать.
Знал, что подслушивать плохо. Откуда он это знал? Детей учат родители, что такое хорошо и что такое плохо. Его никто не учил. Да учат ли родители? Часто удивляются – в кого ребёнок? Один рождается с убеждением, что ему всё можно, стоит только захотеть. А другой – с врождёнными нравственными нормами.
