Перис взяла Альдонзу на руки, а скомканную бумагу бросила на верстак.
Всегда говорят, что не надо пытаться задержать взломщика.
Ей оставалось только уйти из дома. Левая дверь из гостиной вела в коридор, где располагались две комнаты, занимаемые Вормвудом. Перис открыла дверь в первую, где он рисовал, и почувствовала, что между частями его работ, находящихся в разной стадии готовности, никого нет. В другой комнате был диван, на котором Вормвуд спал, если ночевал здесь, гардеробного вида вешалка, на которой была вывешена вся его небогатая одежда, и несколько деревянных упаковочных ящиков. В ванной было чисто и тоже пусто.
Лестница в дальнем конце коридора вела на следующий этаж, там находилась спальня Перис и еще одна спальня: сейчас она стояла пустой.
Еще один лестничный пролет вел в садик, разбитый на крыше.
По-прежнему держа в руках Альдонзу, которая начала уже жаловаться, Перис осторожно явила себя открытому небу – синему, с пурпурной и серой отделкой по краям.
Это место – ее радость и страх.
Небо, давая ей ощущение свободы, в то же время пугало ее.
Низкие парапеты, ограждавшие крышу, как магниты тянули ее к себе, маня броситься через них в пропасть, дающую забвение.
Перис сделала глубокий вдох и попыталась расслабиться. В центре крыши у нее была маленькая тепличка, там она выращивала цветы, которые потом высаживала в горшки, а Сэм расставлял их по площадкам пожарной лестницы. Качающийся на ветру высокий бамбук в больших кадках, огораживал овал, создавая как бы площадку отдыха для Перис, где она могла бы наслаждаться небом, свежим воздухом, и закрывал опасный парапет и пустоту за ним.
Ничто не двигалось, только бамбук шелестел.
Перис попятилась к двери и, оказавшись внутри, заперла дверь на замок. Если взломщик спрятался где-то за бамбуком, ему придется себя обнаружить. Значит, у Перис появится основание позвать на помощь.
Она была одна.
Только сейчас она заметила, как были напряжены от волнения все ее мышцы, – у нее даже спина заболела. Она крепче прижала кошку к себе, и та начала изворачиваться в ее руках и даже зашипела.
Перис вернулась назад в рабочую комнату; волна теплого воздуха дунула из приоткрытой входной двери.
Наверное, она плохо заперла дверь.
Душа Перис опять ушла в пятки. Она торопливо заперла дверь, отпустила Альдонзу и опять подошла к верстаку.
Все выглядело точно так же, как и тогда, когда она только пришла домой и сняла кусок фетра.
Но… не совсем так, как когда она оставила комнату несколько минут назад.
Не было смятой бумажки.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Прежде, чем Перис подняла трубку, телефон на столике рядом с ней успел звякнуть четыре раза.
– Да? – В комнате стало почти совсем темно. Должно быть, она уже долго сидит в своем любимом кресле-качалке.
– Перис?
– Да.
– У тебя голос чужой.
Перис продолжала смотреть туда же, куда смотрела с того самого момента, как опустилась в кресло – на дверь.
– Перис!
Она подпрыгнула:
– Да!
– Не вешай трубку. Это Тобиас. Послушай меня.
Она так крепко прижала трубку к уху, что ей стало больно. Ее нездоровое желание – чтобы Тобиас сейчас оказался рядом с ней – вызвало у нее смешок.
– Что смешного?
– Ничего. – Неужели она рассмеялась вслух?
– Послушай, Плакса. Я просто хотел убедиться, что с тобой все в порядке.
– Да.
– Раньше…
– Я прекрасно себя чувствую, Тобиас. Просто великолепно. Никогда себя лучше не чувствовала. Еще немного – и я бы летала.
Он замолчал. Еще немного, и он бы пустился в дальнейшие рассуждения о том, какое значение имеют женские груди для каждого отдельно взятого мужчины и где ее место в этой картине мироздания.
– Что-то случилось?
– Случилось? – Перис медленно откинулась на высокие перекладины кресла из красного дерева. – А почему ты об этом спрашиваешь?
Он помолчал и сказал:
– Я беспокоюсь.
Предпринимаются шаги, чтобы спровоцировать ее на какое-либо действие.
– Постарайся выразиться яснее, – сказала она. Кто-то хочет, чтобы она попросила помощи. Да, помощи.
– У тебя такой голос, словно ты чем-то расстроена.
В ее дом кто-то вторгся, но никаких доказательств у нее нет.
– Что значит чем-то расстроена?
– То и значит. Ты сама себя не слышишь? Ты так обычно не разговариваешь. У тебя агрессивный тон.
– Агрессивный?
Опять молчание.
Где-то в городе какой-то человек или люди ждали от нее ответных действий.
– Перис, как твоя голова?
– А что? – Как раз сейчас, кто бы ни рассматривал ее новые изделия, он ожидает, что она начнет действовать. – Почему ты об этом спрашиваешь?
– Ты одна?
– Да. То есть… Думаю, это совсем не твое дело.
– Не мое. Но, судя по голосу, с тобой что-то не в порядке, и я просто хотел узнать, есть ли кто-нибудь, кто бы позаботился о тебе.
– Я уже не ребенок.
Было слышно, как он вздохнул.
– Я этого и не говорил. То, что произошло сегодня днем, – очередное недоразумение.
– Спасибо, что позвонил, Тобиас.
– Не вешай трубку!
Место на верстаке расчистили, чтобы положить бумагу и сделать набросок с моих работ.
– Головная боль… И вообще ты выглядела усталой. Это ведь из-за меня?
Альдонза играла с бумажкой – Перис, оказывается, имела все основания вызвать полицию. Она потерла висок.
– Послушай, Перис. Прости меня, ладно? Почему мы не можем общаться, как цивилизованные люди?
– Мне надо…
– Работать? – Он рассмеялся. – Ты же знаешь поговорку насчет работы.
– Моя работа чуть не убежала. Я совсем отупела.
– Ну уж. Мне так не кажется.
Наверное, именно поэтому все годы он баловал ее вниманием.
– Сегодня, – сказал он своим гипнотическим голосом, – я неправильно повел себя и все испортил. Но ты не та женщина, которая дает мужчине другой шанс. Мне трудно это сказать, но, я думаю, мы можем понадобиться друг другу. Мы могли бы встретиться и все обсудить?
Он думает, что она в нем нуждается. Может быть, просто потому, что он знал истинные причины ее проблем с коллекцией украшений и предвидел, что ее ждут гораздо более серьезные проблемы, чем она думает?
