Эпилог
— Наш замок был построен из дождя…
— А ветер был швейцаром и открывал в нем двери.
— И каждое утро обязательно выглядывало солнце…
— А потом снова начинался дождь.
— Он был серебристо-серым…
— Как твои глаза.
— И звонким…
— Как твой голос.
— И каждую минуту он рисовал новые картины на стекле…
— И на каждой я видел тебя.
Сон резко оборвался, и Филипп открыл глаза. Он даже не сразу смог понять, что находится у себя дома. Возможно, ему снилось что-то приятное, но что — он мгновенно забыл. Его отсекло от одной реальности и выбросило в другую. Да, он задремал в кресле, в своем любимом домике, в Дорфе, а за окном монотонно барабанит дождь.
Конец октября. Осень.
Такое ощущение, что где-то он уже видел этот дождь, эту гостиную, освещенную светом пламени в камине. Тридцатое октября. Суббота. На спинке кресла в своей любимой позе дремлет Луциан…
Стоп-стоп. Кажется… Не может быть!
Филипп в ужасе вскочил и стал оглядываться по сторонам. Сердце учащенно бухало в груди. Он схватился за голову, вцепившись пальцами в волосы, но не почувствовал боли, потому что в груди было больнее: там засело огромное, непобедимое чувство ужаса.
Что происходит? Почему он видел этот сон? Или сейчас он видит сон? А может, просто его зашвырнуло снова в тот же самый день, с которого все началось? Где он? Где Селин? Как они могли заблудиться во времени?
Дыхание перехватило, он зачем-то подбежал к окну, как будто она могла ждать его в саду, но ничего — только ровная дорожка, серый дождь и редкая ленивая молния… Как тогда.
Все сначала?
Он поднес руку к губам. К горлу подкатила тошнота: как такое может быть? Как теперь ему жить дальше? Разве сможет он забыть этот сон: проклятый, греховодный, страшный, невыносимый?.. Этот прекрасный сон, который хочется выжечь из памяти, можно даже без наркоза, потому что такой долгой и сильной боли, как этой осенью, уже никогда не будет.
Он громко и тяжело дышал, глядя на кота:
— Как же так, Луциан? Где же она? Неужели вся эта история — бред больного воображения? И все — зря?
— Да, — тихо мяукнул тот.
Хотя бы этому можно не удивляться. Луциан всегда умел разговаривать.
Понемногу Филипп начал успокаиваться. Когда рядом Селин — сердце все время почему-то болит. Когда Джессика — сердцу спокойно и хорошо. Селин он любит. С Джессикой — он счастлив.
Разве можно противопоставлять эти понятия?..
Наверное — нет.
Он встал, прошелся по комнате, прислонился лбом к холодной стене и так стоял почти час. В голове был звон и пустота. Звон и пустота. Звон…
Стоп. Кажется, звонят в дверь?
Не помня себя, словно лунатик, на негнущихся ногах, он пошел открывать. Он должен. Он должен сказать: «Селин — уходи!» Вот так просто.
Да! Сразу прогнать, чтобы не было этого наваждения… Теперь у него есть возможность изменить события, прожить их по-другому, не наделать ошибок… Остаться с Джессикой. Выбрать Джессику.
Да! В этом будет его спасение. И сердце перестало надсадно ныть, когда он вспомнил про нее. А Селин…
На пороге стояла Джессика.
— Извините, здесь живет Филипп Шиллер?
Он смотрел на нее во все глаза и молчал. В этот момент время остановилось, а потом снова тронулось в путь, медленно-медленно. Он посмотрел на желтую машину такси, которая все еще почему-то стояла у забора. Потом медленно отодвинул плечом удивленную гостью и вышел под дождь. Он видел, как медленно разлетаются брызги из-под его ботинок, как бьется о мокрый асфальт ткань домашних брюк, которые были чуть длинноваты и теперь намокли. Он видел, как медленно падают капли, образуя маленькие углубления в ровном зеркале луж… Он видел все в подробностях: себя, Джессику, мокрые деревья в саду, скамейку, асфальт под ногами, такси. Только самое главное не было видно за тонированными стеклами машины. Но именно к этому он стремился. Именно в этом и сосредоточился для него весь смысл жизни — отныне и навсегда. Он так надеялся на ошибку! Он так надеялся, что будет спасен!
Пьяный водитель (тот самый) дыхнул на него парами спирта из окна и спросил, как обычно:
— Какого черта?
Но Филипп остановился, не слыша его. Потому что в этот момент, вблизи окон, ему наконец открылся вид на салон машины.
И тогда он увидел на заднем сиденье еще одну пассажирку: прекраснейшую из всех живущих на земле… Он медленно протянул руку, щелчком, растянувшимся во времени, словно долгое эхо гонга, открыл дверцу машины. Селин вышла, удивленно улыбаясь, и он узнал эту улыбку, которая снилась ему и мучила его ночами…
— Здравствуйте. Вы кто?
— Я…
В кармане что-то лежало, и Филипп судорожно сдавливал этот предмет, пока шел сюда. Предмет был твердый и по краям немного острый.
Сейчас, в этот момент, когда решалась его судьба, казалось бы, глупо интересоваться посторонними предметами, случайно оказавшимися в карманах. Но он достал его и сосредоточенно нахмурил брови, глядя на свою ладонь.
Там лежала банковская карта с огромным счетом, оформленным на Селин. Филипп пошатнулся. Как такое может быть? Какое сегодня число? Он оформлял эту карту в феврале две тысячи десятого года. А сегодня последний день октября две тысячи девятого года. Что происходит?
— Что происходит? Чего вы стоите и молчите? — спросил таксист. — Черт побери, мне надо ехать! Давайте быстрее!
Филипп решительно шагнул к Селин, взял за руку и вложил в маленькую, до боли знакомую ладошку красную карту с белой полосой.
— На! И никогда больше не езди в Шведт к этому старому козлу! Здесь — огромная сумма. Теперь ты богата, и тебя не будет искать французская полиция.
— Что?
— И руководство приюта.
Селин сильно вздрогнула, в ужасе распахнув глаза:
— Откуда вы…
— Не спрашивай больше ничего! Ты меня не знаешь, мы больше никогда не увидимся, возьми карту и уезжай отсюда подальше. В любой город мира!
Он отвернулся от машины и пошел к своему дому. На крыльце стояла растерянная Джессика.
— Господин Шиллер, я приехала к вам…
— Джессика, вы согласны стать моей женой? Я серьезно.
Она смотрела на него и улыбалась. Она подумала, что он шутит. Филипп взял ее под руку, поражаясь, насколько знакомо ему это ощущение.
— Хотите, я расскажу, что будет завтра, если вы не согласитесь?.. — Он распахнул дверь, впуская ее в дом. — Ой, что будет! Так что лучше соглашайтесь сразу, потому что через пару месяцев мы с вами все равно вернемся к этому вопросу.
