Я все еще не мог прийти в себя. Что происходит? Где отец? Почему меня пытались убить? Меня резко встряхнули за плечи.
– Да очнись! – взволнованно прокричал мне Данила, – что случилось?
– Я не знаю… я пришел, а дверь открыта… и эта соседка еще… а Лида мне бежать сказала… отец мой где? И там еще бардак такой…
Лицо панка изменилось. Беспокойство сменилось суровой злостью и осознанием чего-то.
– Стой здесь.
Данила забрал нож и пистолет у убитых врагов и железным, сметающем все на своем пути, шагом направился ко все еще открытому люку. Естественно, я пошел за ним. Мы быстро спустились вниз по лестнице. Внутри все также мигало красным и было темно. Панк быстро надел гогглы, линза которых помогала видеть в кромешной тьме. Он уверенно направился вперед. Из одной двери высунулся мужик и был тут же убит пулей в лоб. Панк без раздумий его застрелил.
– Зачем…
– Твари. Каждого убью. – сквозь зубы процедил мужчина.
Он как терминатор шел вперед. Словно железная машина для убийств. Наверное, услышав выстрелы, никто больше не осмеливался высунуться наружу.
Мы дошли до моей комнаты. Данила внимательно осмотрел ее изнутри и резко вышел наружу, уверенно направляясь к комнате соседей, к комнате Лиды.
– Что ты делаешь? – запаниковал я.
Данила не ответил. Он молча вышиб хиленькую дверь тяжелой ногой. Лида и ее мать взвизгнули, отскакивая вглубь коморки. Завидев панка, они обе с ужасом попятились.
– Кто? – гаркнул Данила.
Все, включая меня, вздрогнули.
– КТО ИХ СДАЛ? – еще громче рыкнул панк.
Лида все также, бледная как мел, со страхом смотрела на нас. Ее мать же побелела еще больше, заскулив. На ее глазах выступили слезы. Панк заметил это и тут же выстрелил ей в голову. Женщина упала замертво. Лида не сразу поняла, что произошло, наблюдая, как тело матери падает к ее ногам. Как только к ней пришло осознание, она закричала. Панк снова взвел курок, целясь в девушку.
Тут я наконец опомнился. Я вцепился в его руку, пытаясь опустить.
– Что ты делаешь? Не смей, слышишь? Ты что, с цепи сорвался? Бешенный!
Данила скрипел зубами. Можно было видеть, как на его скулах играют желваки. Он дернул рукой, пытаясь отвязаться от меня, все еще целясь в рыдающую Лиду.
– Да хватит! Что за бойню ты устроил! Почему ты убил ее?
Наконец, рука панка опустилась. Он зло толкнул меня:
– Да потому что они сдали тебя! Тебя и отца твоего! Эта блядина, – он тыкнул пистолетом в тело мертвой соседки, – она наверняка видела меня в прошлый раз в глазок квартиры. И она сдала тебя. Твой отец мертв. Я могу тебе это гарантировать.
Я опешил. Я просто, нахрен, заткнулся. Нас с отцом сдали как предателей? В глубине души я всегда понимал, что рано или поздно этим закончится. Знал, что слишком часто выхожу на Поверхность, это рано или поздно вызвало бы подозрение. И Данила прав. Соседи видели его. Пусть они и не знали, кто он, но они видели незнакомца. Мне было известно, как тут поступали с теми, кто пустит панка под землю. Я сам навлек на отце беду.
Панк снова навел пистолет на Лиду.
Девушка захныкала.
– Нет… стой, нет! Не убивай ее! Она точно не причастна!
Данила замешкал.
– Она такая же тварь, как и все они.
– Пожалуйста… – попросил я.
Данила прорычал. Он взвел предохранитель и со злости впечатал меня в стену:
– Они, блять, убили твоего отца и чуть не убили тебя, а ты просишь меня не убивать? Да что с тобой не так?
– Они – да. Но не она. Мстить не ей надо.
– Они. Убили. Отца. Ты… ты вообще понимаешь, Богдан?!
Я больше не пытался сопротивляться, опустив руки. Данила продолжал смотреть своими бешено горящими глазами в мои, пытаясь найти там что-то. Шум за дверью заставил его вздрогнуть.
Не дожидаясь, когда незнакомцы войдут, панк взвел курок, целясь в дверной проем. Как только в дверях появился мужчина с оружием в руке, Данила тут же выстрелил ему в грудь.
– Я знаю, кому надо мстить. Уходим, – сказал Данила.
Глава 12. Заметай, вьюга.
Мы вышли на поверхность. Или не вышли. Я совершенно ничего не понимал. Я вроде куда-то шел, вроде Данила мне что-то говорил. Я споткнулся о собственную ногу, падая лицом на сухую землю. На мои ладони капнули две холодные слезинки, сорвавшиеся с глаз.
Отложенные на потом эмоции начали доходить до разума.
Я даже не пытался подняться, тихо глотая горечь, которая выходила вместе со свинцовыми слезами.
Я правда больше не увижу отца?
– … н…
Я ничего не видел. Все плыло то ли от слез, то ли от горя.
– … ан…
Вроде меня кто-то звал, повторяя мое имя. Я никак не реагировал на реальность, продолжая лежать, уткнувшись в руку. Моего плеча мягко коснулись:
– Богдан!
Я дернулся, услышав, наконец, голос Данилы, но ничего не ответил. Я почувствовал, как панк осторожно поднимает меня, подхватывая под плечо. Он все еще что-то говорил, вроде ругался, но мне совершенно не было до него дела. Он потащил меня к бульдозеру и как-то умудрился усадить на пассажирское сидение.
– Убей меня, – тихо, почти шепотом, сказал я, но Данила услышал.
– Чего?
– Это я виноват. Мне противно жить. Убей.
Данила завел мотор, и машина резко дернулась. Он ничего не ответил. Я ухмыльнулся чему-то и отвернулся, пялясь в одну точку. Странно, но все эмоции исчезли. Меня как будто опустошили. Я вообще ничего не чувствовал, я даже не ощущал себя, словно смотря на все через призму.
Вот какой-то человек сидит в машине и смотрит в окно, а рядом с ним еще один человек, который вцепился в руль так, что костяшки пальцев побелели. Вот машина повернула куда-то в незнакомое место. Вот водитель вышел, сказав сидеть тихо своему спутнику. Все это как будто происходило не со мной. Я перевел свой взгляд, наблюдая, как Данила заходит в какой-то низенький ветхий домишко. Через какой-то непонятный промежуток времени, он возвращается, держа в руках автомат, а через плечо у него была перевешена базука. И еще почему-то у него была лопата. Отправив оружие и лопату в ковшик бульдозера, он снова забрался за руль, заводя мотор. Мы снова куда-то поехали.
Остановились мы у борделя. Данила нервно спрыгнул на землю, не глядя хлопнув дверью. Снова навесив на себя оружие, он сказал вылезать и мне. Мне было так все равно, что делать, поэтому я соскочил вниз, смотря вперед стеклянными глазами. Он вздохнул, крепко схватив меня за локоть и потащил за собой.
Зайдя внутрь, Данила обратился к первой встречной девушке:
